Заключительный аккорд
Шрифт:
— Я был потрясён видом польских женщин в Варшаве, — сказал Фаренкрог.
Хельгерт молча кивнул.
— С тех пор меня волнует вопрос: почему ты, Фриц, тогда не сказал ни одного слова?
— А разве ты поступил бы иначе? — удивлённо спросил Хельгерт.
— Не знаю. Так было проще, но было ли это правильно?
К ним подошёл Руди Бендер.
— Смог бы ты, например, объяснить той женщине, что немцы бывают разные? — спросил Хельгорт.
— Может быть, её радость была бы большей, если бы она узнала, что встретила представителя другой Германии.
— Разве смог бы кто ей тогда объяснить ото, и притом так, чтобы она всё поняла?
— Хотя так, как поступил ты, и было удобно, но обман остаётся обманом. Доброжелательный, но всё же обман.
Хельгерт почувствовал, как кровь прилила к лицу.
— Я не искал удобной развязки! — возразил он вспыльчиво.
— Правда не всегда удобна.
— Не хотите ли выслушать моё мнение? — предложил Бендер.
Оба согласились.
— Варшаву окружили три советские армии. Там это действовала 1-я армия Войска Польского, которой была предоставлена возможность первой вступить в столицу своего государства. А о том, что в этом участвовали несколько немцев-антифашистов, варшавяне узнают много позже.
— Вероятно, ты прав, Руди, — согласился Фарекрог. — Покончим с этим.
К ним подошёл Тарасенко, остановился, потом произнёс тихим голосом:
— Печальное известие. Иван Добрушкин сегодня ночью скончался. Врачи сделали всё возможное.
«Кто-то будет следующим?» — промелькнуло в голове у Фрица Хельгерта. Влажный от дыхания воротник шинели тёр шею.
В печных трубах завывал холодный ветер. Вся равнина была покрыта толстыми сугробами снега.
«Иван Добрушкин мёртв», — снова подумал Хельгерт.
— А теперь в путь. Нас ждут дела. И непростые, — сказал Тарасенко и пошёл к выходу.
Гауптштурмфюрер главного управления имперской безопасности Оленбург всё чаще задумывался над тем, что будет после того, как в этой войне прогремит последний выстрел.
«Вероятнее всего, мой шеф, бригаденфюрер, благодаря влиятельным связям сразу исчезнет. Восточный фронт прорван. Варшава пала. Русские танки прорвались в Верхнюю Силезию. А в Арденнах? Там наступление приостановлено. По неофициальным сообщениям, американские и английские войска, наступающие с северного фланга на юг, должны приблизиться к бронетанковым частям Паттона, двигающимся от Бастони на север. Может быть, наши ещё своевременно и невредимыми улизнут? Но это уже не моё дело. На всякий случай нужно ориентироваться на Запад. Для этого необходимо отрастить бороду, смешаться с беженцами и, имея надёжные документы на руках, ускользнуть от правосудия, а уж потом установить связь с надёжными людьми Гиммлера».
Скверное настроение гауптштурмфюрера стало ещё хуже, когда он утром получил донесение от своего верного и надёжного агента из Швейцарии. В донесении сообщалось, что американские разведчики Аллена Даллеса приняли штурмбанфюрера Курта Дернберга и имели с ним длительную беседу. О Дернберге как о пропавшем без вести офицере СС остались только воспоминания, и вдруг оказывается, что он на той стороне…
Оленбург надел мундир и, поправив ордена, коротко стукнул в дверь кабинета своего шефа.
— Что вы на это скажете?! — Брови шефа гневно поползли вверх.
Бригаденфюрер задумался: «Я полагал, что после сделки с генералом Круземарком наше дело в шляпе. Наша ошибка состояла в том, что мы сочли Дернберга погибшим. Наша роковая ошибка… Дернберг на службе у Аллена Даллеса! Разумеется, к янки он пошёл не с одним списком наших агентов. Кто знает, какой ещё камень он держит за пазухой? Может быть, другие секретные документы?» Губы бригаденфюрера сжались. «Если он будет руководствоваться только личной местью, то мне конец».
— Каким делом занимался Дернберг перед переводом его на фронт? — спросил бригаденфюрер у Оленбурга.
— Делом Круземарка.
— Оно закончено! — Рука генерала резко скользнула со стола.
— После того у него в производстве было ещё несколько незначительных дел. Например, дело капитала Альтдерфера…
— Этого загнали на три аршина в землю.
— Дело обер-лейтенанта Генгенбаха…
— Его дело закрыто лет на десять.
— Непонятный случай с фон Зальцем и дело диверсионной группы Хельгерта.
— Этот, к сожалению, улизнул.
— Зато его жена приговорена к смертной казни.
Бригаденфюрер попробовал мысленно сопоставить факты: «Не Дернберг ли упёк эту Хельгерт в тюрьму, привязав её к группе Эстеркампа, хотя она никогда не была связана ни с Матуше, ни с Бернлейн. Защитник это понимал, по молчал. Когда же он предложил трибуналу освободить госпожу Хельгерт, его самого сделали козлом отпущения. Казнь этой женщины следует предотвратить».
— Приговор уже приведён в исполнение?
— Пока нет.
— А что с другими соучастниками?
— Не признаются. Необходимо провести очные ставки.
Бригаденфюрер кивнул.
«Всех троих сегодня надо ещё раз допросить, чтобы решить, чья голова должна слететь первой…»
— Впрочем, имеется прошение о помиловании Хельгерт. Оно направлено нам, чтобы мы высказали свою точку зрения.
«Наша судебная бюрократия работает безотказно. Даже главному имперскому управлению безопасности при всей его власти порой трудно разделаться с осуждёнными, — подумал бригаденфюрер, проверяя указательным пальцем правой руки, правильно ли зачёсаны на пробор его волосы. — Прошение о помиловании? Когда Кальтенбруннер получит приказ, в делах Дернберга будет всё перевёрнуто вверх дном и никаких компрометирующих меня материалов не найдут. Поэтому дело группы Эстеркампа и дело Хельгерт должны быть безукоризненными».
— Послушайте-ка меня хорошенько, Оленбург, — начал бригаденфюрер. — Если в нашей работе будет допущена хоть незначительная ошибка или какая-нибудь неточность, вы лично лишитесь возможности отпраздновать день нашей победы. — Бригаденфюрер улыбнулся, обнажив крупные крепкие зубы. — Вас физически уничтожат. Надеюсь, вы меня поняли?
Оленбург почувствовал, как пот выступил у него на лбу.
— Я немедленно проведу внеплановую проверку всей документации, господин бригаденфюрер.
— Прекрасно, Оленбург. — Заплывшая жиром шея бригаденфюрера слегка дрожала. — И когда можно будет получить ваше заключение?