Заключительный аккорд
Шрифт:
В ответ рассыпался дробью автомат Клазена. Из густого кустарника донёсся человеческий крик. Долетев до ели, он замер в ветвях.
Пули проносились совсем рядом. Капитан плотнее прижался к стволу.
«У кого-то из врагов я уже на прицеле», — мелькнула у него мысль. Решив опередить солдат противника, он открыл стрельбу с колена. Это помогло: американцы, отстреливаясь, отошли шагов на сорок и залегли. Найдхард был слишком возбуждён, чтобы вести прицельный огонь. Янки продолжали стрельбу с новой позиции. Резкий удар в каску болью отозвался в голове. Череп, казалось, вот-вот расколется от боли. Вдруг Найдхард с радостью увидел, как фигурки атакующих янки, попав под огонь Клазена, отошли дальше, в тыл, а затем вообще исчезли в густых зарослях кустарника.
Крик в кустах, который услышал Найдхард, перешёл в стон. Капитан прислушался. На склоне высотки он заметил обер-лейтенанта, который зигзагами перебегал от укрытия к укрытию, пока не достиг опушки леса. Послышалась беспорядочная пальба. Должно быть, его люди ввязались в бой.
Найдхард упал на землю и тут только заметил чернокожего волонтёра с нашивками обер-солдата. Тот, по-видимому, был ранен и не мог двигаться. Рот его искажала мучительная боль, цвет лица стал пепельно-серым. Раненый истекал кровью, весь комбинезон у него был покрыт бурыми пятнами.
Найдхард приблизился к нему и осмотрелся: они были одни. В глазах негра мелькнул страх, когда он увидел немца с автоматом в руке.
Негр… Найдхард вспомнил свою раннюю юность, впечатления, связанные с «Хижиной дяди Тома». Он, командир полка капитан Найдхард, ариец. А этот чернокожий — один из наёмников плутократов, всего лишь пушечное мясо… «Но он солдат, как и я, поэтому должен был выполнять приказ. Он ранен, и я обязан помочь ему». Так рассуждал капитан, осторожно расстёгивая одежду раненого. Хлопчатобумажная куртка и рубашка были пропитаны кровью. Касательное ранение в шею и открытая рапа в груди…
— Не бойся, — пробормотал капитан. — Я тебе ничего плохого не сделаю.
Подошёл Клазен:
— Бедный парень!
Он разорвал два перевязочных пакета. Найдхард накрыл рану тампоном и перевязал грудь бинтом, понимая, что это вряд ли поможет.
— Если его немедленно не госпитализировать, он истечёт кровью.
Он начал искать кого-нибудь из третьей роты, чтобы поручить им вынести американца в тыл. Клазен присел на корточки возле раненого:
— Война для тебя кончилась.
Казалось, слабый луч надежды блеснул в карих глазах негра.
— Тебя сейчас доставят к доктору.
Капитан Найдхард привёл с собой трёх солдат. Они положили стонущего негра на носилки.
— Я никогда не забуду вашу помощь, — прошептал раненый еле слышно.
— Что он сказал? — спросил Найдхард.
— Благодарит за помощь.
— Они, вероятно, хотели провести разведку боем, но встретили сопротивление.
Найдхард снял каску. На левой стороне её виднелась вмятина — след осколка.
— Прощайте, Клазен, — смущённо улыбаясь, произнёс командир полка.
Обер-лейтенант подождал, пока Найдхард исчезнет между елями, и только тогда пошёл на свой участок. Перед глазами стояло лицо раненого негра. У подножия склона он услышал голоса Зойферта и Кисингена. Его окликнули, и он подошёл к ним.
— Что вы нам можете доложить? — молодцевато спросил Кисинген.
— Лучше всего, если вы осмотрите участок сами, господин подполковник. — Клазен прошёл вперёд.
Кисинген спокойно встал и будничным голосом осведомился о потерях. Равнодушно выслушал доклад об убитых и раненых.
Зойферт сидел на корточках на дне ячейки.
— Ваш командир доложил мне, что вы без приказа оставили свою позицию…
— Он так доложил? Но он сам был рядом со мной и, следовательно, мог отменить моё распоряжение.
Кисинген смешался:
— Чёрт побери!
— Я проверю, — пробормотал Зойферт и пошёл на левый фланг роты Клазена.
Артиллерийский обстрел несколько утих, лишь изредка строчил пулемёт. Последние метры Зойферт полз по-пластунски.
«Я артиллерист, а не пехотинец. Я не могу воевать: у меня нет ни одной полностью укомплектованной батареи. Мой дивизион за каких-то два дня потерял половину личного состава. Нас всех уничтожат! Если так будет продолжаться и дальше, я смогу точно сказать, когда и меня отправят к праотцам. Но я не хочу этого, как не хочу и геройствовать. Плевать я на всех хотел. Надо как-то выбираться отсюда. Если меня ранят…»
Мысленно произнося этот монолог, капитан Зойферт потрогал рукой икру левой ноги. Между тем наминало темнеть. Вынув из кармана шинели американский револьвер, он поставил его на боевой взвод, затем плотно прижал к голенищу левого сапога кожаную кобуру. Направил на неё ствол револьвера, зажмурился и спустил курок. Раздался выстрел. Зойферт громко вскрикнул и отбросил кольт и кобуру далеко в снег. Только после этого громко закричал:
— Нога! Нога!
Со стороны противника раздалось несколько выстрелов.
Капитал пополз вверх по склону. Оба дозорных встретили его, держа оружие наготове.
— Меня ранило в ногу.
Солдаты подхватили его. Зойферт поджал левую ногу и запрыгал на здоровой. А навстречу ему уже спешили Кисинген и Клазен.
Клейнайдам стащил с охающего Зойферта сапог. Брючина и кальсоны капитана уже пропитались кровью.
— Немедленно отнесите его в безопасное место, — приказал Кисинген. Потом он отвёл командира роты в сторону и сказал: — Я не буду упускать вас из виду, Клазен.
— Большая честь для меня, господин подполковник.
— Вашего самовольного отступления вам никто не простит.
— Однако командир пехотного полка восхищался этим тактическим ходом.
Клейнайдам и Розе пронесли стонущего командира дивизиона мимо.
— Капитан Зойферт действительно отдал фатерланду всё, — растроганно произнёс командир полка.
— Самого последнего он ещё не отдал.
Кисинген резко повернулся:
— Чёрная зависть никогда не делала чести офицеру вермахта!