Заключительный аккорд

Хофе Гюнтер

Майор усмехнулся себе под нос: «Обстановочка мне по вкусу». И вставил в автомат новый магазин. «Через эту улочку ни один не пройдёт!»

Повсюду трещали автоматы.

Брам хорошо понимал, что взятие Кринкельта тесно связано с его именем и его полком. Это признал даже сам Круземарк. Если ему с горсткой людей удастся захватить у американцев этот населённый пункт, то он может считать, что бриллианты к Рыцарскому кресту уже красуются у него на шее.

В самый последний момент Монзе увидел в окошке крестьянского дома темнолицего американца со смоляными ушками. Он целился из базуки. До него было не более тридцати шагов. Монзе

хотел было закричать, но не смог. Подняв панцерфауст, он выстрелил в американца, почти не целясь.

Брам успел заметить, как рухнула стена дома, потом он почувствовал сильную боль в глазах, тело отказалось повиноваться ему. Он потерял сознание:..

Когда часы на соборной башне Бютгенбаха показывали полдень, командование группы армий «Запад» отдало приказ, в котором говорилось, что армию Дитриха «не удалось ввести в бой по тактическим и стратегическим соображениям, из-за отсутствия необходимого пространства для развёртывания и обнажения, в случае наступления на Эльзенборнские высоты, правого фланга, плохих метеорологических условий и, наконец, из-за недостаточной подготовки подразделений».

Дитрих приказал расформировать 12-ю танковую дивизию СС, так как её остатки, считал он, бессмысленно обречены на верную смерть. В новой обстановке целесообразно усилить ударный клин, который направлен на Маас.

Пехотинцы, таким образом, будут сидеть перед холмами, которые они не смогут захватить, без всякой поддержки со стороны танков.

В то время как обер-штурмбанфюрер Скорцени предпринимал попытку овладеть Малмеди, оставшиеся в живых десантники, лишённые продовольствия и боеприпасов, разделившись на небольшие группы, через заснеженный лес пробивались в восточном направлении. Они старались поскорее выйти на своих, чтобы не попасть в плен. Кавалер Рыцарского креста с дубовыми листьями, он же профессор международного права, подполковник воздушно-десантных войск фон Гейдте разрешил им пробиваться самостоятельно, а сам сел в машину и поехал один в Моншау, где в доме учителя-немца сдался в плен американцам. Сделал он это не без дальнего прицела получить тёпленькое местечко от янки, когда они захватят всю Баварию.

У аппарата находился капитан Найдхард, которого Клазен хотя и плохо, но всё же слышал.

— Что он передал? — нервно спросил у Клазена Виктор Зойферт, новый командир батальона.

— Приказал открыть огонь из всех стволов по северной окраине Бютгенбаха, где янки переходят в контрнаступление.

— Но ведь это уже не наш участок.

— Однако майор Брам с горсткой солдат из четвёртой роты всё ещё находится там, хотя это тоже не его участок. — В голосе Клазена сквозила злая ирония.

Зойферт спова почувствовал, насколько он зависит от этого начальника штаба и как в то же время тот нужен ему, если он хочет утвердиться в новой должности. В душе Зойферт ненавидел обер-лейтенанта за то, что тот насмехался над ним.

Клазен уже готовил данные для огня артиллерии. Спустя несколько минут все восемнадцать стволов были нацелены на северную окраину Бютгенбаха.

«Кто здает, — думал Зойферт, — правильно ли Клазен подготовил данные. Хотя в такой обстановке дело может обернуться так, что можно и славу заработать. Какое свинство, что Монзе до сих пор молчит! Если бы дивизион выслал своего передового наблюдателя прямо к Браму, тогда ещё можно было бы на него рассчитывать. Линдеман оказался самым лучшим». И, отогнав

от себя невесёлые мысли, Зойферт скомандовал:

— Линдеман, Зеехазе и обер-канонир Клейнайдам, подготовиться к немедленному выходу на батальонный КП передовыми наблюдателями! Доложите там лично майору Браму! Ну, с богом!

Линдеман надел каску и взял в руки планшет. Выходя из бункера, он столкнулся с несколькими людьми, шинели которых были припорошены снегом. Ими оказались подполковник Кисинген, его порученец и двое солдат охраны с автоматами.

— Эй, Линдеман, куда направился, бестия?

— Назначен передовым артнаблюдателем в четвёртую роту, господин подполковник! Там, говорят, майор Брам оказался в дерь… в поисках, — поправился Линдеман.

Выражение лица у Кисингена сразу же изменилось. С некоторых пор он уже не был уверен в том, что Лин-деман мог убить Альтдерфера. Ключом к разгадке тайны убийства был, разумеется, исчезнувший незнакомец. Конечно, в том, что он исчез, есть и вина Клазена, который, хоть и, случайно, появился на месте происшествия спустя несколько минут после убийства. Единственное, чего Кисинген всё ещё никак не мог простить Линдеману, было то, что тот все секретные бумаги, и прежде всего списки агентов, передал в руки Браму. А ведь командиром артиллерийского полка, в котором служил Линдеман, был он, Кисинген, и уж он сумел бы воспользоваться этими бумагами, и, быть может, даже после окончания войны.

— Ну, тогда мотай и смотри в оба! Может, и на этот раз что-нибудь найдёшь, — произнёс подполковник с усмешкой.

«Это он, видимо, на Альтдерфера намекнул, — мелькнуло в голове у Линдемана. — Но интересно, что за всё это время меня никто не допрашивал и вообще не расспрашивал о том, что произошло, а неизвестность хуже всего».

Капитан Зойферт доложил командиру полка о количестве людей в батальоне, обстановку и меры, которые он принял для отражения контратаки противника.

Подполковник нахмурился. Его раздражал стоявший рядом Клазен с ленточкой Железного креста второго класса в петличке. На этого человека обращал внимание Кисингена сам генерал Круземарк. В данный момент этот обер-лейтенант интересовал подполковника больше всего. Доклад Зойферта не понравился командиру полка.

— Ясно, американцы контратакуют, — лениво зевая, сказал Кисинген, поднимая правую бровь выше обычного. — Мне хорошо известно, что первая американская дивизия готовится к контрнаступлению!

Зойферт попытался сослаться на Найдхарда, который просил помощи

Кисинген с ехидной улыбкой повернулся к Клазену и сказал:

— Давайте мы с вами выйдем на свежий воздух. Капитан Зойферт справится со своими обязанностями один.

«Сейчас, когда Альтдерфера уже нет в живых, Генгенбаха нельзя судить», — вдруг ни с того ни с его подумал Клазен, сам удивившись тому, что ему в голову вдруг пришла такая мысль.

— Я уже давно хочу поговорить с вами, Клазен, — начал Кисинген.

Клазен недоумённо поднял плечи.

— Вы догадываетесь, о чём сейчас пойдёт речь? То, что вы помыкаете капитаном Зойфертом, — это ерунда. То, что вы ставите в неудобное положение меня, тоже но главное. А вот то, что вы делаете генерала предметом насмешек, — это уже непростительно. Своим поведением вы подрываете авторитет вермахта, и в особенности германского офицерского корпуса. Мало того, вы ещё поносите своё начальство. Как вы полагаете, до каких пор всё это может продолжаться?