Заключительный аккорд
Шрифт:
Молодой офицер быстро ушёл.
— Людям свойственны слабости, — пробормотал Круземарк, — и они не всегда умеют владеть собой.
Корн понимающе кивнул.
— Приехавший шеф выпил три бутылки вина, после чего заявил, что он располагает кое-какими доказательствами…
Монокль выпал из глаза генерала.
— Невероятная история, — тихо произнёс он.
— Я ему тоже не поверил, — сказал Корп, вновь наполняя бокалы.
— Обвинить в убийстве офицера германского вермахта! Невероятно, господин Корн! — сказал Круземарк вслух, а про себя подумал: «Вот она, возможность, с помощью которой я сумею обуздать этого майора, если он вообще выйдет из госпиталя живым».
— Какой выход, господин генерал, вы видите из положения, в котором мы сейчас находимся? — Кори нацепил на нос очки с толстыми стёклами и взял в руки газету. — В сводке вермахта говорится буквально следующее: «В течение вчерашнего дня наши войска, действующие на Западном фронте, успешно продвигались вперёд. Им удалось окружить в глубине обороны противника несколько вражеских группировок и приступить к их уничтожению. Введя в бой резервные части, противник попытался контратаковать фланги наших войск на участке между Эльзенборном и Ставло, однако успеха не имел». Так ли это всё на самом деле, господин генерал?
«Заявить в газете о том, что на участке между Эльзенборном и Ставло разбиты войска противника? Это же форменная ложь! — подумал Круземарк. — Трое суток подряд мы пытались сделать это, но тщетно».
— Господин Корн, — произнёс генерал, — поймите меня правильно: я не смогу прокомментировать вам сводку. Однако не падайте духом! — Круземарк с наигранной весёлостью кивнул ему. — Будьте любезны дать мне счёт.
Корн попытался слабо протестовать, но генерал остановил его.
— Если вы так настаиваете, господин генерал, то с вас двенадцать марок, — склонился в поклоне Корп.
— Желаю вам весёлого рождества, мой дорогой, — проговорил Круземарк, прощаясь.
Господин Корн снова отвесил генералу низкий поклон и подумал при этом, что ему в самое ближайшее время нужно будет ориентироваться не на гитлеровских офицеров и генералов, а на американских, которые давно знают толк в рейнских и мозельских винах. Нужно только уметь вытряхивать доллары из их карманов.
Господин Корн был настолько предусмотрителен, что ещё в начале осени замуровал в самом глубоком своём подвале двадцать шесть тысяч бутылок лучших вин, где им была не страшна любая бомбардировка. Там же помимо вин были надёжно спрятаны и ценные продукты, которые помогли бы Корну с приходом американцев открыть свой отель.
— До свидания, господин Круземарк. Генералом вермахта вам вряд ли удастся остаться… — тихо пробормотал хозяин гостиницы вслед удалявшемуся генералу.
Двадцать четвёртого декабря совершенно неожиданно в ставке фюрера «Орлипое гнездо» появился начальник штаба сухопутных сил генерал Гудериан. Он обладал тем преимуществом перед себе подобными генералами, что мог откровенно доложить Гитлеру о положении на Восточном фронте. Вместо однообразной информации о семи русских клиньях, о чём верховному главнокомандующему докладывали ещё раньше, он попросту обрисовал угрожающую ситуацию, сложившуюся для них на Восточном фронте. Глубокий прорыв Советской Армии в северо-западном направлении и окружение ею будапештской группировки противника казались ему достаточным основанием для того, чтобы сделать заключение, что на всём протяжении Восточного фронта заметно явное оживление. В заключение своего доклада Гудериан требовал сосредоточить все усилия германского потенциала на Восточном фронте.
Йодль же отстаивал свою точку зрения, считая, что, несмотря ни на что, им ни в коем случае не следует выпускать из рук инициативу, которой они овладели на Западном фронте.
Гитлер высказал мнение, что все сведения о перевооружении Советской Армии и её намерениях есть «беспочвенный блеф», а тех, кто распространяет их, назвал форменными идиотами.
Модель и Мантейфель дали анализ положению германских войск на Западном фронте. По их мнению, американскому командованию удалось быстрее, чем они предполагали, подтянуть резервы, необходимые для отражения немецкого наступления. Гитлер обещал своим генералам, что их войска будут обеспечены топливом, которого хватит на пятисоткилометровый марш, однако того количества топлива, которым части располагали из самом деле, едва могло хватить лишь на третью часть обещанного.
Бездействие 6-й танковой армии СС и запоздалое взятие Сен-Вита намного задержало захват Бастони и Малмеди.
Далее Модель и Мантейфель сделали вывод о том, что при сложившейся ситуации им вряд ли удастся взять. Антверпен и форсировать Маас. Исходя из этого оба предлагали срочно изменить стратегическую концепцию наступательного плана.
Рундштедт предложил перебросить армию Манштейна в северном направлении, с тем чтобы иметь надёжный фланг на Маасе. Затем, усиленная четырьмя танковым дивизиями, армия должна была осуществить наступление на направлении главного удара. Дитрих же, располагая четырьмя танковыми дивизиями СС, должен был двигаться на Льеж, В конечном результате германские войска должны благополучно форсировать Маас и захватить Аахен.
Пятнадцатого декабря Гитлер категорически отклонил какие бы ни было изменения в его плане наступления. Правда, на сей раз он довольно спокойно согласился на это. Однако и в этом плане быстрое овладение Бастонью должно было свидетельствовать об успехе пли неуспехе.
Командующий 15-й армией получил приказ немедленно осуществить наступление на всём протяжении аахенского фронта, с тем чтобы воспрепятствовать отводу американских войск. На юге войска группы армий «Г» должны были восстановить утраченное положение, с тем чтобы в последующем нанести удар по противнику в Эльзасе.
Генеральный штаб вермахта утвердил этот вариант.
Маленькая свечка, единственное украшение на импровизированной рождественской ёлке, скудно освещала жалкую обстановку перевязочной. Повсюду медицинское оборудование, лекарства, бинты, шины. У одной стены комнаты — спальные места дежурного персонала, у другой — санитаров.
С тех пор как в лазарет привезли майора Брама, сестра Урсула Хальваг почти не сомкнула глаз. До этого в течение трёх недель она тщетно пыталась забыть майора. Когда же его в бессознательном состоянии принесли в операционную и она увидела многочисленные раны на его лице и руках, её охватило странное чувство, которое отодвинуло на задний план всё остальное. С этого момента для неё перестало существовать всё, кроме майора Брама, которого, как она поняла теперь, она любит больше всего на свете.
Лазарет был переполнен ранеными, которых туда доставляли санитары из дивизии генерала Круземарка. Раненых было столько, что медицинскому персоналу приходилось работать день и ночь. Из района Арденн ежечасно поступали всё новые и новые раненые. Доктор Квангель работал без отдыха. Третьи сутки не уходила из лазарета и сестра Урсула.
Доктор Квангель собственноручно «залатал», как он выражался, многочисленные раны майора Брама. После операции сестра Урсула ни на шаг не отходила от раненого.