Заключительный аккорд
Шрифт:
— А вы что будете делать, господин лейтенант?
— Постараюсь приблизить нашу победу. На этот раз, кажется, удастся. Пока что моя рота серьёзного сопротивления не встретила. КП батальона переместится сюда.
Монзе не знал, чего ему больше бояться: начавшегося наступления или прихода майора Брама. Наконец он решился:
— Я иду с вами.
Пока Розе приводил себя в порядок, Линбург проверял рацию, Угроза лейтенанта отдать его под военный трибунал напугала Линбурга.
— Передайте: подготовиться к смене позиций! Пусть держат постоянную связь с нами! — И, повернувшись к связисту, Гармс добавил: — Не забудьте взять с собой панцерфаусты!
После этого лейтенант вместе с Монзе пошёл к пехоте. Артиллерия 99-й американской дивизии вела огонь по позициям гитлеровцев и заставила их залечь в снег.
Лейтенант и Монзе пристроились в одной из воронок. Неподалёку от них лежал лейтенант Гармс.
— Держать левее! — крикнул он.
Командиры взводов взмахом рук дали знать, что поняли приказ своего командира. В полутора километрах от них находился Бютгенбах.
Пятнадцать «тигров» и «пантер» обстреливали американские тылы.
Прорыв, который удалось совершить гитлеровцам, превратился в огромную дыру, в которую устремились танки и самоходные орудия. Ширина прорыва местами доходила до тысячи метров.
— Эй, Монзе! Сегодня мы на правильном пути! — довольный, крикнул ему лейтенант. — Ползи ко мне поближе. Пусть ваши артиллеристы поддадут побольше жару! — И пополз к своим пехотинцам.
— Ребята! Жарьте вовсю! — прохрипел Монзе в телефонную трубку. Нервы были напряжены. Ему казалось, что его самого вот-вот может разорвать снарядом.
Линбург не сразу сообразил, что происходит вокруг. Бой продолжался, и страх не только не проходил, но даже рос.
Розе обиженно жаловался на то, что ему кроме тяжёлой рации придётся ещё тащить панцерфауст.
Монзе рывком забрал у него рацию и попробовал выйти на связь, но в хаосе нескольких десятков немецких и американских радиостанций никак не мог отыскать «Заячий хвост». Тут только он заметил, что, несмотря на мороз, ему жарко.
— Всё ещё не настроился? — Гармс явно нервничал. — Моя связь функционирует нормально. Но мне срочно нужна артиллерийская поддержка, иначе я не смогу продвинуться вперёд! Давай связь с ОП!
Монзе сердился сам на себя, сетовал на изменчивость военного счастья.
«Несколько часов назад они готовы была носить меня на руках, — думал он, — а всё потому, что я навёл их на американскую колонну. Навёл, потому что у меня была связь с НП. А сейчас, когда связи неизвестно почему нет, меня можно обзывать последним дерьмом».
Неожиданно смолкла артиллерия и наступила звенящая тишина.
— Ну, господа, — раздался вдруг высокий голос майора Брама, — чем мы с вами помогли сегодняшнему наступлению?
— Рота держит связь с левым соседом, там эсэсовцы. Правда, на правом фланге нам пока ещё не удалось выбить американцев из их окопов! — доложил майору лейтенант, удивлённый тем, что командир полка появился в боевых порядках его роты, да ещё в сопровождении единственного связного.
— Долго они там не задержатся, скоро им «тигры» сядут на горло, — сказал Брам и подумал о том, что уже одиннадцать часов.
Между тем американская артиллерия открыла огонь по полосе прорыва. Снова ответила огнём пехота.
— Связь с ОП есть? — весело спросил майор, давая выход своему хорошему настроению.
Передовой артиллерийский наблюдатель, крепко сжав губы, молча покачал головой.
— Вас, паршивых артиллеристов, господь бог создал не в одночасье! — бросил майор. Хорошего настроения как не бывало.
— Не нас, а наши рации, — ответил Монзе.
Брам покачал головой и пошёл к выходу, крикнув на ходу Гармсу:
— Немедленно установите связь с Найдхардом!
Из окопа майор даже без бинокля заметил оживление на позициях американцев и понял, что они готовятся к контрнаступлению. Из-за холмов то тут, то там появлялись небольшие дымки: это танкисты противника прогревали моторы.
Майор снова бросился к связистам:
— Пусть Найдхард немедленно передаст Кисингену, чтобы тот поставил заградительный огонь перед Бютгенбахом! Иначе все наши усилия пойдут коту под хвост!
Найдхард на связь не вышел. В это время он по приказу майора руководил сменой ОП, так как атака на Бютгенбах, по его мнению, удалась. Клювермантель тоже не отвечал на вызовы, так как его КП был разбит снарядом тяжёлой американской артиллерии.
— Вперёд, господа, все вперёд! — скомандовал Брам. — Будем до последнего отстаивать наши позиции! Настал самый важный момент! — Майор забрал у Гармса автомат. — Попытайтесь хоть по своему телефону связаться с артиллерией! — крикнул он и, не оглядываясь, пошёл вперёд. Солдаты роты молча последовали за ним.
— Розе, попытайтесь ещё раз связаться с КП, — распорядился Монзе и вытолкнул всё ещё не совсем пришедшего в себя Линбурга на воздух. — Иди впереди меня, чёрт бы тебя побрал! — зашипел он на связиста.
Штабс-ефрейтор затрепетал от страха.
Бой тем временем шёл на северной окраине Бютгенбаха. Повсюду слышался автомобильный треск, взрывы ручных гранат и фаустпатронов. Кое-где уже завязалась рукопашная схватка.
Браму, по сути дела, пришлось командовать двумя десятками солдат. Это было всё, что осталось от четвёртой роты. Соседи слева, эсэсовцы-танкисты, медленно, но всё же начали отходить.
«Вот и надейся на них, — мелькнуло у майора в голове. — Они только глотки драть горазды».
Брам упал на кучу какого-то хлама. Противник подошёл на расстояние броска ручной гранаты.
«Ну, Сепп, — сказал сам себе майор, — ты должен прорваться!» — И, повернувшись к солдатам, крикнул: — Ребята, прикройте меня огнём! — Вскочив, майор бросился вперёд. Вслед за ним побежал и Монзе, держа в руках панцерфауст.
«В горячие минуты, — подумал Монзе, — вся надежда только на майора».