Заключительный аккорд
Шрифт:
Хельгерт прислушался, глядя прямо перед собой в темноту.
«Нужно учиться понимать целесообразность того или иного шага начальства. Вместе с нами пойдёт и Иван Добрушкин… Он до армии был крестьянином. Ну и что? Да что мы, немцы, до войны знали о Советском Союзе? Собственно говоря, почти ничего. Разве только то, что у них не было всемирно известной футбольной команды, известных боксёров, что они не принимали участия в олимпийских играх, и только. Я ещё знал, что это страна, где большевиков сначала возглавлял Ленин, а после его смерти — Сталин. А что я знаю о ней сейчас? Многое, и в первую очередь то, что русские обязательно выиграют эту войну,
Гитлер, как очумелый, рвётся на Восток, хочет продолжить эту войну, а это значит, что и страданиям народов пока ещё не суждено окончиться».
— Именем германского народа объявляется настоящий приговор. Обвиняемая Ильзе Хельгерт, по профессии медицинская сестра, урождённая Крузе, родилась в Берлине на улице Шютцентшрассе, четырнадцать, в настоящее время находится под стражей, обвиняется в подготовке к измене. В ходе предварительного следствия была установлена бесспорная виновность обвиняемой.
На основании материалов следствия народная судебная палата двадцать первого декабря тысяча девятьсот сорок четвёртого года приговорила обвиняемую за действия, оказывающие помощь врагу, и действия, связанные с подготовкой к измене, к смертной казни и лишению всех гражданских нрав. Своими враждебными действиями обвиняемая вполне заслуживает такого приговора.
По залу заседаний пронёсся возглас одобрения. Здесь находились специально приглашённые лица, правительственные служащие в украшенных шитьём мундирах и служащие военной промышленности в гражданском, представители нацистской партии и эсэсовцы в своих неизменных чёрных мундирах.
Подобный приговор Ильзн слышала до этого дважды. К смертной казни с лишением всех гражданских нрав до неё были приговорены Элизабет Бернлейн и Хельга Матуше, с которыми Ильзе познакомилась в заключении.
Председательствующий на судебном заседании довольно подробно остановился на характеристике так называемой группы Эстеркампа, члены которой, но его словам, систематически занимались деятельностью, направленной на подрыв Германского государства, нанося германскому народу, который якобы вёл борьбу за свою свободу, предательский удар в спину.
Далее председатель говорил о том, что «гидра должна быть обезглавлена». О том, что коммунистические подонки располагают хитро сплетённой организацией, говорит хотя бы тот факт, что они даже в тюрьме создали собственную сеть информации.
— И лишь благодаря бдительности служащей тюрьмы Елены Шрам удалось вывести на чистую воду обвиняемую Ильзе Хельгерт и положить конец заговору, который вышел даже за границы германского рейха, так как супруг Хельгерт, дезертир и предатель фатерланда, перешёл на службу диверсионной группы большевиков и поднял оружие на свою родину. Из свидетельских показаний бригаденфюрера управления имперской безопасности, подтверждённых фактами, между обвиняемой и её мужем-изменником существовала тесная связь.
Собравшиеся в зале встретили эту речь председательствующего шумом одобрения.
Боясь причинить вред людям, которых она совершенно не знала, Ильзе на всех допросах решительно отрицала, что Дикая Елена нашла секретную записку у неё в камере. Ильзе беспрестанно повторяла, что никогда в жизни ни разу не видела ни одной из двух женщин, которые неизвестно по чьей злой воле проходили обвиняемыми и по её делу.
По словам прокурора выходило, что она, Ильзе, ещё в тысяча девятьсот сорок третьем году входила в группу красных заговорщиков, когда проживала в Гамбурге, а несколько позднее была послана в Берлин для выполнения особого задания.
Прокурор заявил, что всё это полностью доказано. Председательствующий и защитник быстро договорились между собой и пришли к единому выводу, что обвиняемая заслуживает смертной казни за свою подрывную коммунистическую деятельность.
Когда Дернберг на последнем допросе сообщил Ильзе о том, что он закончил дело и будет передавать его в суд, Ильзе додумала, что до суда пройдёт ещё немало времени. Но она ошиблась. Уже через неделю её судили и приговорили к смертной казни…
Из тюрьмы Моабит Ильзе перевела в тюрьму на улице Барнимштрассе, где содержались под стражей только одни женщины. Тут-то Ильзе во время одной из прогулок по тюремному двору заметила Элизабет Бернлейн, которую знала ещё по Моабитской тюрьме. Тогда Ильзе и не думала, что ей придётся сидеть на скамье подсудимых по одному и тому же делу с этой женщиной. От своего защитника Ильзе не получала никакой информации относительно предстоящего суда.
На суд Ильзе везли через весь город. Она успела заметить, что улицы изуродованы бомбовыми воронками, которые, даже и засыпанные, всё равно были видны. Её везли через полностью разрушенные бомбардировкой рабочие кварталы, через Александерплац и Кенигштрассе, через мост на Шпрее. Собор на площади наполовину сгорел. На Унтер-ден-Линден разбитые дома. Здания посольств до уровня окон заложены мешками. Колесница на Бранденбургских воротах перевёрнута набок.
И вот Ильзе в здании суда. На скамье подсудимых справа и слева от Ильзе сидели два вахтмайстера. Затем в зал заседаний ввели Хольгу Матуше и Элизабет Бернлейн.
И тут начался спектакль, при ведении которого и подсудимым и обвинителям с самого начала стало ясно, что обвиняемая Ильзе Хельгерт не имеет никакого отношения к Коммунистической партии Германии.
Ильзе была сильно напугана и с напряжением следила за жестами председателя суда и довольными лицами присутствующих в зале, почти ничего не понимая из того, что слышит.
Когда судьи вошли в зал, один из вахтмайстеров, охранявших Ильзе, толкнул её локтем в бок, давая этим попять, что она должна встать и стоя выслушать решение суда.
К ней пробрался защитник и сбивчиво пролепетал:
— Я вас предупреждал об участи, которая вас ждёт… предлагал просить о помиловании. Подумайте об этом. Сейчас, откровенно говоря, нет никакого смысла играть роль невинной… — Тут его оттеснили в сторону охранники в форме.
А потом она оказалась в полутёмной камере с двумя женщинами, одна из которых была Элизабет Бернлейн, а другая — Хельга Матуше. Дверь камеры захлопнулась.
Все трое молчали. И это молчание, как казалось Ильзе, возводило между ними стену.