Закон Линча
Шрифт:
Белая Газель порывисто подняла голову.
— Мерседес?! — воскликнула она. — Этим именем называла меня мать!
— Это я! Я, Стефано! Твоя дядя, брат твоего отца! — проговорил Сын Крови, почти обезумев от радости.
— Стефано! Дядя! Да, да! Я припоминаю, я знаю…
Молодая девушка, не договорив, без чувств упала на руки Сына Крови.
— О, я несчастный, я убил ее! — воскликнул он. — Мерседес, дорогое дитя мое, очнись!
Молодая девушка раскрыла глаза и обняла Сына Крови за шею, плача от радости.
— О, дядя, дядя! Итак, у меня снова есть семья! Благодарю Тебя, о Боже!
Лицо охотника стало серьезным.
— Ты права, дитя мое, — сказал он. — Благодарю Бога, ибо это сделал Он, Он, Которому угодно было, чтобы я нашел тебя, и именно здесь, на могиле тех, кого мы оба так давно оплакиваем.
— Что вы говорите, дядя? — с изумлением спросила она.
— Следуй за мной, дитя мое, — произнес охотник, — и ты сама все узнаешь.
Девушка с усилием встала, оперлась на его руку и последовала за ним. По голосу дона Стефано Мерседес поняла, что дядя собирается сообщить ей нечто важное.
Они с трудом пробирались через развалины, заросшие высокой травой и ползучими цепкими растениями.
Дойдя до креста. Сын Крови остановился.
— Стань на колени, Мерседес, — сказал он ей печальным голосом. — Здесь пятнадцать лет тому назад в такую же бурную ночь были погребены мною твои отец и мать.
Молодая девушка молча опустилась на колени. Дон Стефано сделал то же самое.
Оба долго молились со слезами и рыданиями. Наконец они поднялись.
По знаку Сына Крови Белая Газель села у подножия креста. Охотник сел рядом с нею и, проведя рукой по лбу, как бы для того, чтобы собрать свои мысли, начал глухим голосом, который дрожал, несмотря на все усилия дона Стефано оставаться спокойным.
— Слушай хорошенько, дитя мое, — сказал он, — ибо то, что ты услышишь, послужит нам, может быть, для того, чтобы открыть тайну убийц твоего отца и твоей матери, если только злодеи эти еще существуют.
— Говорите, дядя, — произнесла юная девушка твердым голосом. — Вы правы. Богу угодно было, чтобы свидание наше произошло здесь. Будьте уверены, что больше Он не позволит злодеям оставаться безнаказанными.
— Пусть будет так, — сказал дон Стефано. — Уже пятнадцать лет я терпеливо жду часа мщения. Я надеюсь, что Бог поддержит меня до того момента, когда час этот пробьет. Мы с твоим отцом жили на том самом месте, где мы теперь находимся. Этот холм был занят обширной асиендой, построенной нами, и окружающие его поля принадлежали нам. Бог благословлял наш труд, и асиенда процветала. Все окрестные жители любили и уважали нас, так как наше жилище было открыто для всех настигнутых несчастьем. Но если все наши соотечественники уважали нас и радовались нашему успеху, то владельцы соседней асиенды, напротив, питали к нам непримиримую ненависть. За что? Этого я никак не мог понять. Была ли это низкая зависть?.. Во всяком случае, эти люди ненавидели нас. Эти люди — их было трое — не были нашими соотечественниками, так как не принадлежали к испанской расе. Это были североамериканцы, или, по крайней мере, — я никогда не вступал с ними в близкие отношения, — один из них был действительно американец по имени Уилки. Хотя разъединявшая нас ненависть была и сильна, но это была ненависть глухая, и ничто не заставляло предполагать, что она когда-нибудь проявится открыто. Однажды важные дела заставили меня на несколько дней оставить асиенду. Нам с твоим отцом было как-то тяжело расставаться на этот раз, точно какое-то предчувствие удерживало меня, но тем не менее я отправился в путь. Когда я возвратился, асиенда была разорена дотла, и только развалины стен еще дымились. Мой брат со всем его семейством и все слуги были убиты.
Сын Крови остановился.
— Продолжайте ваш печальный рассказ, дядя, — порывисто произнесла молодая девушка, — я должна знать все, чтобы взять на себя половину предпринятого вами дела мщения.
— Правда, — ответил дон Стефано, — но мне почти нечего больше прибавить, и я буду краток. Почти всю ночь я бродил по дымящимся развалинам, ища трупы тех, кого любил. Отыскав их после немалых трудов, я с благоговением похоронил их и над могилой дал клятву отомстить убийцам. Эту клятву я свято держал пятнадцать лет. К несчастью, хотя мне и удалось поразить многих участников этого злодеяния, но по воле судьбы главные виновники до сих пор ускользали из моих рук, и, несмотря на все старания, мне не удалось поймать их. Твой отец, которого я нашел еще живым, умер у меня на руках, но не в состоянии был назвать злодеев. Хотя у меня и есть серьезные основания обвинять Уилки и его товарищей, но я не могу подкрепить свои подозрения никакими доказательствами, и имена главных виновников мне неизвестны.
Только теперь, когда погиб Сандоваль, мне кажется, я узнал одного из злодеев.
— Вы не ошиблись, дядя, этот человек был в самом деле одним из наших похитителей, — твердым голосом сказала Мерседес.
— А другие? — с живостью спросил дон Стефано.
— Другие… я знаю их, дядя.
При этом открытии дон Стефано испустил крик, похожий на рычание дикого зверя.
— Наконец-то! — воскликнул он с таким взрывом радости, что девушка даже испугалась.
— Теперь, дядя, — продолжала она, — позвольте мне задать вам один вопрос, а затем я отвечу на те, которые вы мне, может быть, предложите.
— Говори, дитя мое.
— С какой целью захватили вы меня и привезли сюда?
— Потому что я считал тебя дочерью этого Сандоваля и хотел принести тебя в жертву на могиле его жертв, — ответил Сын Крови дрожащим голосом.
— Значит, вы не слышали того, что говорил мне этот человек?
— Нет. Увидев, что ты склонилась над ним, я подумал, что ты хочешь облегчить его последние минуты. Твой обморок только укрепил мое предположение — вот почему я бросился к тебе, как только увидел, что ты упала.
— Но письмо, которое вы взяли у меня? Это письмо должно было открыть вам все!
— Неужели ты думаешь, дитя мое, что я потрудился прочесть его? Нет, я узнал тебя по ладанке, которая висела у тебя на шее.
— Да, да, — произнесла молодая девушка с убеждением, — во всем этом виден перст Божий, это Он всем управлял.
— Теперь твоя очередь, Мерседес. Назови мне злодеев.
— Дайте мне сперва письмо, дядя.
— Вот оно, — отвечал он, передавая ей письмо.
Девушка поспешно схватила его и разорвала на мельчайшие кусочки.
Сын Крови смотрел на нее, ничего не понимая. Когда последний клочок бумаги исчез, подхваченный ветром, девушка повернулась к дяде.
— Вы хотите знать имена убийц моего отца, не правда ли, дядя?
— Да.
— Для вас очень важно, чтобы мщение, которое вы так давно сделали своей целью, продолжалось — именно теперь, когда вы почти достигли желаемого?
— Да.
— Наконец, вы желаете исполнить до конца свое клятвенное обещание?
— Да. Но к чему все эти вопросы? — спросил он с нетерпением.
— Я вам скажу это, дядя, — отвечала она, со странной решимостью подняв голову. — Я сама также дала клятву и не могу ее нарушить.
— Какая это клятва?
— Это клятва отомстить за отца и мать. Чтобы исполнить ее, я должна быть свободна в своих действиях. Вот почему я не открою вам имена злодеев, пока не настанет время. Сегодня я не могу этого сделать.
В черных глазах юной девушки сверкала такая решимость, что Сын Крови отказался от попытки узнать от нее то, что ему было нужно. Он понял, что никакие просьбы с его стороны не помогут.