Закон обратного отсчета
Шрифт:
— Ты что делаешь? — спрашивает Джен, сжимая кулаки. Он не хочет драться, но если придется…
— Если ко мне домой так заходить можно, значит, и сюда тоже, — он даже не обернулся, продолжая расщеплять засов замка.
— Мужик, я не хочу…
— Я тоже, — искренне отвечает Инженер, поднимаясь. Дверь магазина, скрипнув, послушно открывается. — Но все магазины в городе закрыты, а мне нужно чем-то накормить девчонок.
— Прямо-таки все?
— Ты из бункера что ли вылез?
— С деревни приехал ночью. Там все спокойно.
— Повезло. Я сюда с Ипподромной
Он скрывается в темноте магазина. Замешкавшись, Джен все же идет за ним.
Полки магазина пусты. Владельцы подсуетились, убрали товар. Джен ловит себя на обиде за старания Инженера.
— Ты идешь? — доносится из-за стеллажей.
Джен следует за голосом в подсобку, оттуда по лестнице спускается в подвал, останавливается перед массивной дверью. Инженер уже пристроился к замку, налобный фонарик бьет ярким лучом по пятнистому полотну двери.
— Давай помогу.
Притвор двери скрывает засов, поэтому Джен берется за него. Деструкт дается сложнее, чем в логове, то ли дело в настрое, то ли в опасности, но все же Джен справляется и общими усилиями они проникают в складскую подсобку.
— Через петли было б быстрее, — запоздало предполагает Джен, помогая Инженеру заполнить полотняные сумки консервами.
— Да, наверное. Ты давно научился?
— Когда началась вся заварушка, — честно отвечает Джен. — А ты?
— Лет пять назад. Но не пользовался.
— Почему?
— А зачем? — недоумевает Инженер, укладывая в пакет пачки с рисом, горохом и гречкой аккуратными кирпичиками. — Работа есть, деньги платят, мне проще купить, чем разбираться как что устроено, чтобы правильно собрать. Так, по мелочи, интереса ради. Тарелку для жены или микросхемку для металлоискателя, которую можно найти только в Китае и еще ждать придется полгода.
Джену нечего возразить. Он набирает в сумку продукты, убеждая совесть, что его семья теперь состоит не только из тощего пророка, который мог бы перебиться сухим пайком, обещает угрюмым стенам регулярно возвращаться, когда магазин откроется, и платить наличкой, оставляя кассирам сдачу. Джену тошно быть здесь и быть причиной коллапса.
Он чувствует себя виноватым за то, что не предотвратил.
— Мы должны магазину пять тыщ рублей, — хмуро сообщает Джен, водрузив пакеты на разделочный стол перед Олькой. Через край шуршащего бока на столешницу сразу вывалилась палка «докторской».
— У вас супермаркет открылся?!
— Нет.
Голод червем точит изнутри. Если адреналин провоцирует способности к деструкту, то перспектива положить зубы на полку должна стимулировать конструкт. Перед Дженом на столе пласт ржаного хлеба и лист бумаги. Казалось, если иметь перед глазами оригинал, видеть его структуру, строение кристаллической решетки и количество связей, слепить копию труда не составит, но лист крошится
— Да что я делаю не так?!
— Ломать — не строить, а? — с доброй насмешкой доносится из-за плеча.
Джен настолько сконцентрировался, что не слышал прихода Анжелики. Отстучав тростью несколько шагов, она садится на соседний стул и, прищурившись, возвращает бумажному листу целостность.
— Представь, что это немножко магия, — говорит Анжелика, скрестив на столе длинные пальцы с бордовым, в тон гранатовому перстню, маникюром. — Ты пытаешься задействовать способности мозга, которые не понимаешь, не можешь рационально объяснить. Отбрось. Если будешь ходить, постоянно думая, когда ногу поднять, куда опустить, ты далеко не уйдешь. С конструктом то же самое. Расслабься.
Джен удрученно пялится на несъедобный лист, соображая какой ахалай-махалай необходимо провернуть, чтобы превратить его хотя бы в жвачку.
— Так! — Анжелика за локоть разворачивает Джена к себе. — Простое упражнение. Сложи ладони вместе и интенсивно потри друг о друга. Сильнее. Еще. Вот так. А теперь разведи их в стороны. Что чувствуешь?
Джен прислушивается к нервным окончаниям.
— Тепло. И… — он подбирает слова, аккуратно приближая-отдаляя ладони, — … как будто что-то есть между ними. Упругое.
Анжелика улыбается.
— Сенсорное тело. Ты его не понимаешь, не видишь, но чувствуешь. А теперь, не сбивая настройки, потрогай сначала хлеб… теперь бумагу… Сконцентрируйся.
Джен кладет хлеб поверх листа, убирает руки и глядит на инсталляцию пристально. Он видит только серую губку теста и гладкую белизну бумаги. Джен щурится, наклоняется к ним, меняет угол зрения. Глаза устают. Раздражение закипает, сбивает дыхание и еще одна пористая крошка ссыпается на бумагу. Может, он способен только губить? Ведь неспроста конструкторы работают в парах — созидатель/разрушитель. Может, некоторым просто не дано создавать? Только ломать все, к чему прикасаешься.
— Представь, что это сломанный байк, — раздается над ухом. Джа стоит за спиной, упираясь ладонями в спинку стула, на котором Джен сидит. — Как ты понимаешь, что с ним?
— По звуку.
— Ну. Сначала общий гул, потом он распадается на голоса каждой детали, и ты уже знаешь, куда подкрутить и что с ней не так. Твое чутье, вспомни, как оно…
Джен закрывает глаза, прислушивается к звукам дома, раскладывает их на шум холодильника, свист птицы, пробивающийся через закрытые стеклопакеты, шипение автомата-освежителя из гостиной, собственное дыхание, которое выравнивается, успокаивается. Открыв глаза, Джен глядит на чудаковатый натюрморт спокойно, без напряжения и концентрации, от которой вены на висках готовы лопнуть. И видит. Материя, как картинка, проявляющаяся если расфокусировать взгляд. Джен распускает спутанные волокна бумаги, лист вспухает, раздается пористой массой, темнеет. Он повторяет рисунок хлебного мякиша, который тут же отпечатывается в памяти Джена, на тех же глубоких полках, где хранится умение дышать, ходить и различать запахи.