Закон трех отрицаний

Маринина Александра

– Почему?

– Он с ней не общался. Как расстался с женой, так словно забыл, что у него есть дочь. Немедленно женился, очень скоро появился ребенок. Кажется, мальчик, впрочем, я точно не помню. Риттер одним махом отрезал от себя и бывшую жену, и дочь. Алименты по почте посылал. Короче говоря, с фамилией у Аниты были одни проблемы. Фамилия-то редкая, звучная. Была бы Иванова или Кузнецова, никто бы вопросов не задавал, а так… очень она, бедолага, страдала. А я очень ее любил и ничего не понимал.

– А что вы должны были понимать?

– Она вышла за меня замуж только для того, чтобы уйти из дома и сменить фамилию. Не знаю, как сейчас, а на тот момент она свою мать так и не простила и не хотела жить с ней, ее новым мужем и их общим ребенком. Но я любил ее безумно

и ни о чем сомнительном тогда не думал. Мы поженились на третьем курсе. Она прожила со мной три года, потом сказала, что хочет развестись. Разумеется, мои родители разменяли нашу квартиру, все как полагается. Только после этого я начал прозревать. И в самом деле, кто такая Анита? Первая красавица на курсе, знает два языка, английский и испанский, танцует фламенко, чего никто из девчонок не умел, великолепно играет на гитаре и на саксофоне, без нее ни одно сборище не обходится, она всегда в центре внимания, она – объект обожания и восхищения. А кем был я? Внешность у меня невыдающаяся, танцевать вообще не умел, заводилой в компаниях не был, тихий книжный мальчик. Правда, отличник и один из самых способных на курсе, но в глазах девушек это обычно значения не имеет. Ну, еще папа-академик, поэтому жилплощадь большая. Для какой-нибудь девочки с периферии я, конечно, был бы достойным женихом, но для Аниты, коренной москвички, дочери таких родителей… Мне и в голову не приходило, что у нее мог быть расчет. Когда она обратила на меня внимание, я будто ослеп от счастья. Ну ничего, потом прозрел.

Он улыбнулся, и не было в этой улыбке ни обиды, ни горечи, только легкая насмешка над собственной юношеской доверчивостью.

– Значит, брак у Аниты Станиславовны был вынужденным, – подвел промежуточный итог Селуянов. – А еще что? Вы говорили про всю жизнь.

– Да… Потом диссертации, сначала кандидатская, за ней докторская. Из-под палки в буквальном смысле слова, только в роли палки выступала сама Анита. Она ведь очень слабый ученый, я это не из низких чувств говорю, просто так оно и есть, вы можете у любого специалиста спросить, он вам подтвердит. Она окончила школу с золотой медалью и только поэтому смогла поступить в МИФИ; если бы она сдавала экзамены на общих основаниях, она бы никогда не поступила, можете мне поверить. В любой науке можно быть талантом, можно – халтурщиком, а можно и добросовестным поденщиком. Вот Анита была как раз поденщиком. У нее от всего, что было связано с физикой, скулы сводило. Но она старалась изо всех сил.

– Зачем же она ею занималась? – изумился Селуянов. – Никто ведь не заставлял.

– Я же вам говорю: Анита сама для себя была палкой. Она сама себя заставляла. Я так и не понял, честно говоря, зачем. И ведь спрашивал ее много раз об этом, а она отвечала, что любит физику, что ей интересно, и не ее вина, что ей бог не дал настоящего таланта. Я видел, что она говорит неправду, но правды так и не узнал. Одно могу сказать совершенно точно: ее научная и профессиональная жизнь тоже была вынужденной. И в личной жизни у нее то же самое происходит.

– Вот здесь поподробнее, пожалуйста, – попросил Коля.

– Да какие могут быть подробности? – Волков пожал плечами. – Подробностей я как раз не знаю, только в общих чертах, поскольку мы много лет работали в одном институте, постоянно сталкивались. Видите ли, Николай, то, что Анита была корыстной невестой и бездарным, в общем-то, ученым, не отменяет других ее достоинств. Поймите меня правильно. Она действительно особенная, ни на кого не похожая, щедро одаренная от природы и внешней красотой, и разносторонними способностями. Анита уникальна. Я даже допускаю, что из всех сфер науки физика – это единственное, что ей не поддалось. Выбери она любую другую науку, любую другую профессию, она достигла бы в ней невероятных успехов. Какой мужчина мог ее заинтересовать по-настоящему? Так заинтересовать, чтобы влюбиться, захотеть жить с ним долгие годы, родить от него ребенка? Мне, честно говоря, трудно такого представить, по крайней мере, я такого не встречал. Но есть общественное мнение, есть досужие сплетни и общепринятое представление о том, как должно быть.

У женщины должен быть мужчина, иначе она как бы неполноценная. Если ею никто не интересуется, значит, она совсем никуда не годится.

– Да, – усмехнулся Селуянов, – это знакомо.

– Ну вот, видите. За ней многие пытались ухаживать, и Анита периодически кого-то… скажем так, поощряла. Приближала к себе на несколько месяцев, потом отталкивала. Эти мужчины были ей не нужны, вернее, нужны, но исключительно для того, чтобы не слыть синим чулком. Чтобы не выглядеть белой вороной. Так продолжалось несколько лет, пока не появился этот киношник, каскадер. Вот на нем Анита и остановилась.

– Значит, все-таки нашелся мужчина, который сумел влюбить ее в себя?

– Да бог с вами, надо знать Аниту, чтобы все понимать так, как оно есть на самом деле! – рассмеялся Волков. – Вы помните, что было пятнадцать лет назад? Как мы жили в восемьдесят седьмом году?

Коля помнил. Даже очень хорошо. Многочасовые очереди за мясом, обувью и импортной косметикой. Главное слово в лексиконе – «достать». Вечная проблема сахара, который скупается на самогон. Жалкие ростки частного предпринимательства, выбрасывающего изголодавшемуся и износившемуся населению кустарные дерьмовые тряпочки, хотя бы своей яркой расцветкой выгодно отличающиеся от того, что можно купить в магазине. За границу можно поехать только по службе или если очень повезет и прорвешься сквозь профкомовско-парткомовско-райкомовский отбор. Фирменный кожаный – не из заменителя, а настоящий – пиджак был признаком допущенности к элите или хотя бы к источнику импортных товаров. Видеомагнитофоны – большая редкость, кассет в открытой продаже не было, их друг у друга переписывали. Короче, весело было жить.

– И представьте себе молодого красивого мужика, с ног до головы упакованного в такие шмотки, что глаза слепнут. Мужика, который постоянно выезжает за границу на протяжении примерно десяти лет, потому что всегда были какие-то совместные съемки то с чехами, то с немцами, то с кубинцами, а то и с французами. У нас ведь как было? В первый раз поехал в загранкомандировку, показал себя там с хорошей стороны, не напивался, шмотки для спекуляции не скупал, советский строй не хаял – все, ты в обойме, в следующий раз опять поедешь. Дал слабину – из обоймы выпал, больше не поедешь. Анитин дружок, видно, как попал в обойму, так из нее и не выпадал. Да и спортсмен он хороший, я думаю. И профессия такая… экзотическая, я бы сказал. Редкая профессия. С одной стороны, вроде бы кино, а это всегда притягательно, с другой стороны – риск, порой смертельный, с третьей – поездки за границу, это тоже определенного шарма прибавляет. У такой женщины, как Анита, мог быть только необыкновенный мужчина. Вот она себе такого и выбрала. Кстати, вы не знаете, они до сих пор вместе или расстались?

– Вместе, – кивнул Коля.

– Значит, привыкла, – констатировал Волков. – Сейчас-то шмотками и загранпоездками никого не удивишь, так что каскадер всю свою необыкновенность утратил. Я, признаться, думал, что Анита его бросит и выберет себе что-нибудь более соответствующее. Я ее уже лет пять не видел, с тех пор, как лабораторию, где она работала, сократили. Мне говорили, она на какие-то курсы пошла, новую профессию освоила.

– Анита Станиславовна теперь на фирме работает, системным администратором, – проинформировал Селуянов. – Я вот о чем хотел вас спросить. Правильно ли я понял, что Анита Станиславовна очень обиделась на мать за то, что она променяла отца на слесаря, и на отца за то, что он променял ее саму на нового ребенка? Это действительно так?

– Это действительно было так. Я подчеркиваю: было. В тот период, когда мы с ней были вместе и когда нам было на двадцать и даже двадцать пять лет меньше, чем сейчас. Что происходит в наши дни, мне неизвестно.

– Да-да, конечно. Мы сейчас говорим о том, что было двадцать пять лет назад. Можно ли из этого сделать вывод, что сестру, которую родила ее мать, и брата, который родился у ее отца, она тоже не любила?

– Ни капельки, – без колебаний подтвердил Волков. – Анита не испытывала к ним ничего, кроме злости и ревности.