Закон вечности
Шрифт:
– Нет, это исключено!
– Тогда повремени еще минуту, попрощаюсь с сыном, - попросила женщина.
– Да уж прощались три раза!
Женщина направилась к спальне, но мужчина опередил ее и спиной прислонился к двери.
– Давайте кончать! Всему свой порядок!
– Одну только минуту!
– Нет!
– Неужели нет у тебя ни жены, ни детей?
– Нет и не будет, я человек вольный!
– улыбнулся мужчина.
– Раб ты, а не вольный! Несчастный раб, комедиант и подлец, вот кто ты!
– взорвалась
– Кто из нас раб и подлец, это выяснится там, а теперь шагайте, пока я...
– побледнел мужчина.
– Что - пока?..
– С изменниками родины иначе не поступают!
– И ты говоришь о родине?! Бродяга!
– Запомните эти слова!
– Запомню!
Мужчина взял женщину за локоть и повел к выходу.
– Оля!
– крикнула женщина.
– Анико! Дорогая моя!
На минуту наступило молчание. И вдруг раздались громкие рыдания двух женщин.
– Ух, будь проклято все на свете! Нашли куда посылать меня! заскрипел зубами мужчина.
– Хватит вам! Человек же я, в конце концов!
– Он с трудом проглотил подступивший к горлу комок.
– Хватит! Пошли!..
Ребенка разбудил громкий стук захлопнувшейся двери. Он быстро привстал в постели и посмотрел на кровать матери. Кровать была пуста.
– Мама!
– позвал ребенок.
Ему никто не ответил.
– Мама!
– повторил он тихо. Потом подошел к материнской постели и приподнял одеяло. Постель была еще теплая.
Страх поднялся от ступней ног, через колени проник в полость живота, затем сковал легкие и, наконец, застыл в зрачках. Босиком, в длинной, до пят, белой сорочке ребенок подбежал к двери и толкнул ее.
В столовой на низкой тахте, уткнувшись головой в руки, сидела тетя Оля. Плечи у нее дрожали. Ребенок остановился перед ней и тихо спросил:
– Тетя Оля! Где мама?
Женщина не ответила.
– Тетя Оля, где моя мама?
– повторил ребенок, коснувшись плеча женщины худенькой холодной рукой.
– Твоя мама, Бачана...
– Женщина запнулась.
– Куда ушла моя мама?!
Женщина обняла ребенка, прижала его голову к груди и закрыла ему рот рукой, чтобы не слышать этого жуткого вопроса. Ребенок замолк, но по движению его губ женщина догадывалась, что он повторяет один и тот же вопрос.
Ребенок продрог, холодный пот лил с него ручьями. Губы его посинели и уже не двигались.
– Боже, боже праведный, неужели ты не видишь это? А если видишь, то где же твое могущество?!
Обессилевшая женщина опустилась перед ребенком на колени...
– У мальчика порок сердца и острый невроз...
– Откуда? Почему, доктор?
– спросила удивленно тетя Оля.
– Порок благоприобретенный... Не перенес ли он тяжелую травму?
– Н... нет!
– Сколько ему?
– Девять.
– Мда... а... а... странно... Очень странно...
Поезд медленно, словно зеленая гусеница, двинулся с Тбилисского
– Спи!
– сказал она мальчику и уселась внизу, у окна. Бачана повернулся к стенке.
В переполненном общем вагоне было душно.
– А что принято говорить перед сном?
– напомнила тетя.
– Спокойной ночи!
– улыбнулся мальчик пассажирам и снова повернулся к стенке.
– Гляди, какой вежливый мальчонка!
– удивился худой пассажир.
– Мои дети только и обзывают друг друга сукиными сынами, да еще в моем присутствии!..
– А он кто? Ваш сын?
– Сын...
– Понятно... Но он совсем не похож на вас. Наверно, в отца?
– Да.
– Понятно... Верно сказано: яблоко от яблони недалеко падает...
– Ну-ка опустите шторы!
– раздался повелительный голос проводника.
– Что случилось?
– спросила тетя Оля.
– ЗАГЭС!
– ответил кто-то.
– Ну и что?
– Боятся диверсии, - объяснил тот же голос.
– Диверсия... Диверсия...
– повторил в полусне Бачана.
– Утром спрошу у тети, что это такое...
И тут же сон сомкнул ему глаза...
...Ночью пришла мать. Она осторожно убрала из-под головы Бачаны чемодан и подложила мягкую пушистую подушку. Мальчик пошевельнулся. Мать обычно часто поправляла ему подушку, поэтому он даже не открыл глаза, а плотнее укутался одеялом.
– Положи голову на подушку, сыночек...
– слышит Бачана шепот и чувствует прикосновение руки к щеке... Но почему рука такая шершавая? У мамы руки куда нежнее... Может, это папа? Да, наверно, папа, и он, конечно, положит под подушку подарок...
Гу-у-у-у...
– гудит поезд.
Спит Бачана сладким сном. Спит, и снится ему чудесный сон... В зеркальном зале Дворца пионеров выстроились мальчики и девочки... Белоснежные сорочки... Алые галстуки... Бачана среди них. Сегодня не обычный день: Хосе Диас и Долорес Ибаррури раздают тбилисским пионерам шапки с кисточками - подарки детей республиканской Испании... Долорес Ибаррури, высокая, смуглая красивая женщина, вручает Бачане шапочку от имени баскского мальчика.
– Будь готов!
– говорит Ибаррури.
– Всегда готов!
– отвечает, салютуя, Бачана.
– Салют!
– говорит Долорес Ибаррури, поднимая над головой кулак, потом гладит Бачану по щеке и тепло улыбается...
Поезд вихрем вырвался из Ципского тоннеля, не останавливаясь, миновал, гудя, станцию Марелиси (шарахнулись перепуганные люди, толпившиеся на перроне) и помчался дальше.
– Этак мы за час будем в Самтредиа!
– проговорил хриплым голосом пассажир с обвязанной грязным бинтом шеей.
– А в Самтредиа он останавливается?
– спросила встревоженная тетя Оля.