Закон вечности
Шрифт:
– Не нарушай гармонию, батюшка!
– сказал он с иронией и на всякий случай подложил под язык таблетку нитроглицерина.
– В чем дело?
– спросила вошедшая на шум фельдшерица.
– Уважаемая Женя, - обратился к ней взволнованно больной No 2.
– Или защитите нас от этих презренных тварей, или поставьте мышеловку!
– Что вы имеете в виду?
– Конечно, не "Мышеловку" Важа Пшавела! Спасите нас от крыс. Невозможно терпеть дальше их присутствие!
– Что вы, батоно, тридцать лет я работаю здесь и ни
– А я и не говорю о мышах. Речь идет о крысах!
– объяснил Булика.
– Тем более!
– Заявляю вам, здесь полно крыс!
– повторил настойчиво больной No 2.
– Чей это башмак?
– ушла от ответа фельдшерица.
– Мой, уважаемая Женя, мой башмак, я хотел убить им крысу!
– А как же насчет "не убий", батюшка?
– Заповедь эта не нуждается в ваших комментариях, уважаемая Женя, а вообще-то говоря, женщина в вашем возрасте должна отличать человека от крысы!
– обиделся больной No 2.
– Мой возраст - не ваша забота!
– взорвалась Женя.
– И я фельдшерица не по крысам! Хотите лекарство - скажите, а насчет мышеловок и стрихнина обращайтесь к завскладом!
– У нас теперь в палате писатель. Он, наверно, скоро придет в себя, увидит все собственными глазами и пропечатает вас в газете!
– пригрозил Булика.
Фельдшерица подошла к койке Бачаны, присела на постели и пощупала его безжизненную руку.
– Эх, куда уж ему...
– вздохнула она.
– Откройте, пожалуйста, окно, недавно он очнулся и попросил воздуха, - вспомнил больной No 2.
Женя быстро вскочила с койки, подошла к окну и широко распахнула его.
В комнату ворвался свежий, живительный, настоянный на цветах акации воздух. В палате запахло весной.
– Встань, поднимись!
– позвал сидевшего на лестнице Бачану чей-то очень знакомый голос, и он последовал этому зову. Лестница вывела его на небольшую поляну, окруженную цветущими акациями, усыпанную кровавыми маками. Среди маков стоял белоснежный, с роскошной гривой жеребенок. Он нетерпеливо бил передней ногой об землю, словно подзывая Бачану к себе.
– Иди сядь на меня!
– услышал Бачана. Он сел на жеребенка, обнял его руками за шею и головой приник к шее. Жеребенок понесся. Гулко зацокали неподкованные копыта. Он примчал Бачану к белому храму и заржал так, словно забили тысячи больших и малых колоколов. Распахнулись врата храма, и появилась богоматерь с младенцем на руках. "Господь мой", - подумал Бачана, опускаясь на колени...
...Очнувшись, Бачана увидел фельдшерицу в белом халате, считавшую ему пульс. Он чувствовал, как текла по жилам кровь и как где-то около сердца движение ее замедлялось, натыкаясь на невидимую преграду. Но кровь упорно пробивала себе дорогу, напирала на окружавшие ее стенки. Течение крови становилось все сильнее, быстрее. Теперь она не текла, а билась, струилась, кипела так, что у Бачаны даже разболелись виски. Но это была иная, особая боль. И Бачана понял, что покинувшая
– Здравствуй!
– улыбнулся он возвратившейся жизни.
– Здравствуйте!
– вырвалось у фельдшерицы и обоих соседей. И было в этом "здравствуйте" все - неожиданность, радость, удивление.
– Здравствуйте!
– повторил Бачана, улыбнувшись людям.
– Вернулся!
– сказал Булика.
– Вернулся!
– подтвердил Бачана.
– Где же вы изволили быть?
– поинтересовался Булика.
– Наверное, в Вифлееме!
– улыбнулся Бачана.
– Он, кажись, и теперь там!
– погрустнел Булика.
– Да нет, я действительно вернулся!
– успокоил его Бачана.
– Сколько дней я тут?
– обратился он к фельдшерице.
– Один день и одну ночь, - ответила она, поправляя подушку.
– Спасибо...
– Как вы себя чувствуете?
Бачана задумался. Сердце его билось с перебоями, но не так слабо - он слышал свое сердцебиение. Он пошевелил руками и ногами, но тела своего не ощутил. Им овладело легкое, приятное чувство свободного полета. "Вот это и есть, наверное, невесомость", - подумал Бачана.
– Как вы себя чувствуете?
– Как космонавт!
– ответил Бачана с уверенностью опытного межпланетника.
– Сердце беспокоит?
– Болит немного, но это не такая боль, как тогда...
– Знаю, - прервала его фельдшерица, - я сейчас сделаю вам укол гепарина и пантопона. Спите, отдыхайте, не разговаривайте и не двигайтесь... Вечером придет профессор.
– Совсем не двигаться?
– Совсем!
– А если чуть пошевелиться?
Фельдшерица призадумалась, потом тихо, но с убийственной твердостью и уверенностью заявила:
– Умрете!
Бачана с трудом проглотил слюну. Потом он покорно принял два укола (фельдшерица тотчас же приложила к местам уколов теплую грелку) и затих.
– Если что, позовите меня, - обратилась фельдшерица к нему.
– А вы, повернулась она к остальным, - примите седуксен - и спать. Кое-что замечают и в других палатах, но не устраивают из-за этого скандала на весь свет!
Она вышла.
– Все профессору расскажу!
– крикнул ей вдогонку Булика, но фельдшерица не слышала.
– Это тут у нас, до вашего возвращения в наш мир, вышел небольшой спор по поводу крысы, - разъяснил Бачане больной No 2.
– Какой крысы?
– Она скоро пожалует, тогда и познакомитесь с ней... А теперь позвольте представиться: настоятель Ортачальской церкви святой троицы Иорам Канделаки. А это сапожник из Ваке, Автандил, он же Булика, Гогилашвили...
– Почему же Булика?
– В детстве я вместо "булка" говорил "булика". Вот и прозвали меня Буликой. Вы тоже можете называть меня так, - ответил Булика.