Закон всего

Скляр Александр Акимович

Паук, выпучив глаза, стоя на своей паутине на изогнутых лапках излучал мысль о важности паутины в науке и жизни. Он был уверен, что всё устроено на планете и за её пределами по принципу паутины – знал свою силу в этом и оттого зверел.

Вадим тоже зверел, но по иному поводу.

Спустя прошмыгнувшее время, Ириша глянула в сторону незваных гостей, и довела:

– Она подглядывает за нами, – намекая на дочь Татьяну. – А из глубины… это чьи бесстыжие глаза горят с вожделением?

– Муж мой, Вадим, – поспешила оправдаться

ответом Тамара Григорьевна, боясь навлечь недовольство любовников. – Не обращайте внимания. Он – тюха. Ему до подобного нет никакого дела; считайте, что оскоплён.

– Это кто тюха? Кто оскоплён? – глава семейства добавил несколько таких опровергающих слов, что глаза дочери Татьяны зажмурились по-настоящему.

– Прошу вас, не обращайте внимания, он почти ничего не видит. Помогите выбраться нам отсюда. Мы на свадьбу опаздываем… – объяснила свое нетерпение жена, и тихо, чтобы было слышно только в машине добавила, – Молчи, дурак, а то просидим здесь до завтра.

– А как же ему права на вождение машины выдали, если он плохо видит? – поинтересовалась противоречием Ириша. Лека молча сопел у нее на плече, впав в спячку.

– Вы же сами видите, куда он въехал. Зрячий бы отличил дорогу от кустов. А где водительские права взял, – я там не была, ничего сказать не могу. Помогите нам, – жалостно попросила Тамара Григорьевна.

Огромный ворон глубокого черного окраса гордо вышагивал вдоль перевернутой машины и радостно каркал. На его шее, на бечевке, болталась медалька, неведомо как и кем прицепленная. Медаль отблескивала лучами, и попадающий на нее свет не позволял прочесть надпись. Угадывалось, то ли «За добл…», то ли «За спас…» или же «За муж…» в зависимости от того, под каким углом падали на него лучи света и в каком месте пространства находился сам ворон.

Птица взлетела и уселась на расположенное ныне сверху боковое стекло машины, расправив крылья.

– Что это за птица, папа, орёл? – спросила дочь.

– Нет, ворона. Обыкновенная галка, страдающая ожиреньем, – ответил отец. – Кое-кого в нашей семье такое же ожидает в скором времени, если не будет полезными делами заниматься.

– Сволочь, – процедила Тамара Григорьевна.

Ворон ударил клювом по стеклу, а после еще несколько раз, подражая азбуке Морзе.

– Фу-фу, гадская птица! – запричитала мать и помахала скорченной из-за неудобства рукой.

Ворон гордо каркнул, потрясая медалькой, прошелся гулко по корпусу потерпевшей бедствие машины и улетел, словно царь, заслонив огромными крыльями полнеба.

– И все же, папа, это пернатое больше похоже на орла, – высказала мнение дочь Татьяна. – Ты просто никогда их не видел. А увидев, не узнал…

– Выберемся из машины, напомнишь, я тебе за противоречие отцу взбучку устрою со всеми порхатыми вместе.

– Не порхатыми, а пернатыми, – поправила дочь, и лукаво добавила, – давненько ты зоологию не читывал.

– Не перечь отцу: если порхают, – значит, порхатые. Выберемся на свободу, покажу, как зоология порхать будет по твоим изнеженным телесам, и мама не поможет…

– Ты непростительно груб, Владя. Я тоже в этой птице

признала орла: такой же горбатый клюв, как на монетах, и впечатляющий размах крыльев, – встала мать на сторону дочери. Не припомню, чтобы на деньгах ворону изображали. – Так что нас двое орлят, а ты один со своей вороной целуйся…

«Моя работа, мои проделки!» – бежал вприпрыжку черт Валяй, радостно помахивая рукой пролетавшему ворону. А после упал и стал валяться по траве, ножки вверх, выявляя радость и довольство.

Ириша растолкала Леку и они стали собирать разбросанные кругом вещи, напяливая на себя предметы одежды. Они не стеснялись присутствующих в машине, как будто те были не одушевленными созданиями. Живая рыба, резвящаяся в море, вызывает одно восприятие, а вот она же в консервной банке – совсем иное. Так и с этими, навязавшимися на чужую голову…

Лека покрутился возле перевернутой машины и заключил:

– Чем мы можем помочь? Они сами себя заключили в эту консервную банку, металл кругом. Правда, пришёл мне на ум некий садистский анекдот: что если подпалить бензиновый двигатель, спички у меня есть, – найдут они щель, чтоб выскочить? Изыщут внутренние резервы организма и смекалку в критический момент?

– Вот ещё помощники, гребанные. И в самом деле, подпалят машину, – произнесла Тамара Григорьевна шёпотом, и громко заголосила: – Мы вам заплатим, деньги отдадим все, что есть… А иначе, сгорят задаром… Не допустите сей бестолковости.

Лека посмотрел на открытую, изогнутую крышку багажника, влез наполовину в него и брыкнул ногой в заднюю стенку. Образовалась значительная щель, нагнув задние сиденья в кабине машины, немного придавив расположившихся там пассажирок: раздался недовольный визг. Лекино действие доставило неудобство дамам, но приоткрыло окно в жизнь и путь к освобождению. Теперь даже им стало понятно, в какую сторону копать, и на смену крику отчаяния явился возглас надежды.

Первыми из багажного отделения выбрались женщины, демонстрируя, как будет выглядеть человек, если его повертеть в стиральной машине. Впрочем, заглушить запах французских духов машине так и не удалось. Еще древние мыслители говаривали, что запах, а тем более дух, куда надежней хрупкой плоти.

Последним вылез глава семейства и первым делом осведомился, нет ли у освободителей выпить чего-нибудь бодрящего. Получив отрицательный ответ, он, очевидно, огорчился, сплюнув на землю горькой слюной.

– Это ваш велосипед? – продолжал глава семейства опытным глазом оценивать обстановку вокруг и, дождавшись положительного ответа от Ириши, тут же предложил: – Продайте мне его…

– Ну, дядя, ты даешь… – прокомментировал просьбу Лека, – свою технику угробил, и под нашу яму роешь. Вот пройдоха. Да и как вы усядетесь втроем на одном велосипеде?

– Усядемся… Я один усядусь. А вы моих девочек доведете до поселка, а там они путь найдут. Да и машина может подвернуться попутная…

– Давно не было… Дорога тут не очень… Мало, какой дурень заедет.