Заледенел дом
Шрифт:
– Вот чую, что где-то ты меня обманываешь...
– пробормотала полуэльфка.
– Только не могу понять, где.
– Ты хочешь их найти или нет?
– Хочу.
– Впусти меня.
Иефа вздохнула, подумала, что сделать это будет непросто, закрыла глаза и сосредоточилась, пытаясь если не уничтожить, то хотя бы отодвинуть недоверие, подозрительность, раздражение, зависть... Зависть?
Она сильная, сильная, да. Сильная, независимая и уверенная в себе. Достаточно одного взгляда, чтобы понять: ее невозможно обидеть. Ее немыслимо бросить. Ею нельзя пренебрегать...
Впустить,
А может, она справится. И больше не будет страхов. Не будет мучительных сомнений в своем праве на существование. Потому что ты - это она, и вы - одно, и твоя боль - ее боль, и ее сила - твоя сила...
Не бойся, пичуга. Не бойся.
А я не боюсь. Больше нет.
Иефа открыла глаза, посмотрела на свои - чужие руки. Заклинание поиска. Ну что ж.
Формула выговаривалась легко и напевно, как забытая колыбельная. По переплетенным темным и светлым волосам пробежали золотые искры, ладони стало горячо. Покалывало затылок - да, это как в детстве, когда непознанная сила вдруг обнаружила, что есть выход наружу, и устремилась на свободу - вся, сколько ее было, потому что в детстве все всегда через край. Себ говорил - не спеши, а то кровь носом пойдет. Себ...
Лоб сдавило стальным обручем. Иефа вскрикнула, упала на колени. Тяжелые темные капли упали на ладонь, погасили золотые искры.
– А вот и кровь, - хрипло произнесла полуэльфка.
– Надо же, как кстати...
Новая волна боли заставила Иефу свернуться почти в клубок.
– Все!
– крикнула она, заваливаясь на бок.
– Все, хватит!
– Ты права, - прозвучал равнодушный голос ведьмы в расколотой бардовской голове, и боль вдруг исчезла. Вернулось ощущение собственных рук и ног.
– Действительно, хватит.
– Почему так больно?!
– выдохнула Иефа, с ненавистью глядя в спокойное лицо Элены де Виль.
– В пещерах не было так!
– Я же просила - впусти меня.
– Я впустила.
– Не до конца.
"Дрянь", - подумала Иефа. Ведьма понимающе усмехнулась, но ничего не ответила.
– И что теперь?
– полуэльфка осторожно выпрямилась, постепенно приходя в себя.
– Теперь сожги волосы, вытри кровь с лица и жди.
– Ждать - чего?
– Не знаю, - пожала плечами Элена.
– Ты не маг - так что я понятия не имею, как это проявится. По идее, ты должна услышать... учуять, почувствовать... Зов. Может, в твоем случае это будет нота. А может, даже целая мелодия.
– А может - вообще ничего?
– А может - вообще ничего. Но скорее всего, нота. Ты же бард, в конце концов. Ощутишь зов - иди туда, куда ведет нутро. Чем ближе к цели, тем ярче, явственней он будет. Если начнешь отклоняться от верного маршрута, зов ослабеет. Если те, кого ты ищешь, умрут, зов стихнет. Впрочем, если ты их найдешь - тоже. Все просто.
Иефа кивнула, раскрыла ладонь, посмотрела на измазанные в крови волоски. Действительно, все просто. Интересно, Зулин знал такое заклинание? Он-то как раз маг, хоть и недоучка. Знал или нет?
– Не ищи их, пичуга, - прошептала ведьма и обняла Иефу, обволокла, укутала предрассветной сыростью.
– Не надо. Ты не хочешь. Ты сомневаешься.
– Сколько времени прошло с тех пор, как они ушли?
– спросила полуэльфка.
– Сколько я там пролежала?
– Солнце взошло, закатилось и снова пошло на восход.
– Сутки...
– Иефа зажмурилась, сжала кулаки.
– За сутки можно было далеко уйти.
– Дальше, чем за четыреста лет.
– Заодно и проверим, - кивнула полуэльфка, бросила волоски в костер, вскинула рюкзак на спину.
– Мне закрыть глаза?
– Закрой, - вздохнула ведьма.
– Упрямая...
Иефа закрыла глаза, прислушалась. Предрассветный лес шептал ей в уши какую-то тревожную тайну, но полуэльфку не интересовали тихие лесные голоса. Иефа медленно повернулась на пятках в одну сторону, в другую, как усталый флюгер на ветру, и вдруг - самым краешком сознания...
– Нет, серьезно?!
– воскликнула она и с негодованием уставилась на ведьму, уперев руки в бока.
Элена де Виль склонила голову, прислушиваясь, и весело рассмеялась. Иефа не выдержала и тоже фыркнула: мало того, что долгожданный Зов звучал как "Хей-хо, выпьем пива!" - он еще и доносился с севера.
***
К середине дня Иефой завладела стойкая, непобедимая, всепоглощающая, жгучая ненависть. Первым, что возненавидела полуэльфка, был Зов. Он креп, по капле, очень медленно, почти незаметно. Он становился слышней, не замолкая ни на секунду. Некоторое - справедливости ради надо сказать, довольно недолгое - время Зов здорово развлекал Иефу, она даже подпевала тихонько, вспоминая блаженные времена, когда главной ее заботой было уговорить Стива одолжить на пять минут пони. Но после пропетого в тридцатый раз припева барда посетила нехорошая мысль: если сейчас от Зова уже почти тошнит, то что будет через два часа? Три? Через день? А если товарищи ушли так далеко, что догонять их придется неделю? Что тогда? Обеспокоившись этим вопросом, Иефа попыталась выведать у ведьмы, можно ли как-то приостановить Зов, ну, хотя бы приглушить его на время - в конце концов, нужно же будет когда-нибудь есть, спать... Невозможно же идти совсем без отдыха!
Элена де Виль злорадно возразила, что об этом надо было спрашивать раньше, до того, как... А теперь-то уж чего? Теперь-то уж ничего - иди и пой, а хочешь, чтобы Зов прекратился побыстрее, значит, в твоих интересах не тратить время на всякий там отдых. И вообще: день да ночь - сутки прочь. Шагай и радуйся - каждый твой шаг приближает тебя к возлюбленным сопартийцам. А пожевать и на ходу можно. Сообщив похолодевшей от ужаса полуэльфке все это, ведьма пропала и больше не отзывалась.
Так что вскоре к огромной и чистой ненависти к Зову добавилась такая же огромная и такая же чистая ненависть к Элене. Потом Иефа возненавидела заодно всех дварфов вообще и Стива в частности, пиво, бочки, песни, случайные знакомства, сентябрь, грубое полотно, лес, эльфов, север, магию, солнце, кожаные сумки, пауков, паутину, ведьм, смену времен года, поисковые партии, сухие веточки, птиц, шелковые шарфики, города, гоблинов, историю, расовые разногласия, военные отряды, насекомых, фляги, штаны, жареное мясо, дым, ветер, фартуки и луковый соус. Почему именно луковый соус, Иефа при всем желании объяснить не могла, но при мысли о нем у нее даже подбородок начинал дрожать - от ненависти.