Залив Полумесяца
Шрифт:
Увидев Луиджину, которая расцвела с его приходом и радостно отбросила вышивку в сторону, он ухмыльнулся и позволил дочери с разбега броситься в его объятия, несмотря на то, что она была уже весьма взрослой для этого.
– Луиджина! – возмущенно ахнула Долорес, когда дочь ногами обхватила своего отца за торс, отчего ее платье нещадно задралось.
Муж и дочь не обратили на нее никакого внимания, на некоторое время застыв в этих своеобразных объятиях.
– Ну, как обстоят дела у пленников? – насмешливо спросил Серхат, опустив девочку на пол и одним ловким движением поправив
– Они меня заставили! – пробубнила Джина и раздраженно повела плечиками. – Забрали ту одежду, что ты подарил. И меч! А еще мама сказала мне… вышивать, – она произнесла это слово с отвращением и, задрав голову, жалобно посмотрела на усмехающегося отца.
– Раз уж попалась – не плачься, – ласково потрепав ее по волосам, Серхат после хмуро посмотрел на жену. Она неодобрительно наблюдала за ними со стороны, сложив руки на груди. – Не слишком суровое наказание за игры с деревянным мечом?
Чувствуя его покровительство, Луиджина с тайным злорадством посмотрела на излишне строгую с ней и требовательную мать, которая была вечно ею недовольна.
– Суровое?.. – возмутилась в недоверии Долорес. – Это всего лишь день, проведенных в покоях подле матери, и вышивка! То, чем она и должна заниматься в свободное от занятий время. А не бегать по дворцу наравне с братьями и махать мечом! Да и тот наряд, что ты ей подарил, не под стать принцессе. Я велела слугам избавиться от него. Сколько раз мне просить тебя, Серхат? Не потакай ей в ее глупых и неуместных затеях.
– Она всего лишь ребенок, – твердо проговорил он в ответ. – И вольна заниматься тем, что ей нравится. Не научится вышивать или откажется от платьев – не так уж и страшно. Зачем делать из этого трагедию?
– Ты действительно не понимаешь? – разочарованно отозвалась Долорес, тряхнув головой, из-за чего венец яростно сверкнул в ее волосах. – Она – принцесса! А не сорванец из отребья. И ей не пристало…
– Я услышал достаточно, Ваше Высочество, – устало прервал ее Серхат, выделив в конце обращение и тем самым как бы намеренно подчеркнув глубину пропасти меж ними. Этим он заставил жену остаться стоять с приоткрытым от растерянности ртом. Поглядев на дочь, мужчина терпеливо улыбнулся. – Джина, ты ведь знаешь, что сегодня состоится помолвка твоей сестры?
Та кивнула с угрюмым видом. Она терпеть не могла праздники, на которых мать вечно заставляла ее рядиться в неудобные платья и шикала на нее по поводу и без, не разрешая даже смеяться в тронном зале в обществе королевы.
– Наша королева в честь этого устраивает праздник в тронном зале, – тем временем продолжал Серхат. – И твоя мама хотела бы, чтобы на этом празднике, куда будут приглашены сотни важных гостей, ты вела себя подобающе. Ты ведь постараешься?
Джина не спешила отвечать. Она призадумалась, а после с сомнением взглянула на ожидающего ее ответа отца. Долорес все это раздражало. Она же еще ребенок, как он и сказал. Зачем спрашивать ее мнения, если можно потребовать с высоты положения родителя? С Изабель это действовало всегда.
– А ты там будешь?
– Да, придется, – усмехнулся Серхат, так как эта нелюбовь к праздникам досталась дочери именно от него.
– Хорошо, я постараюсь, но только если мне вернут мой меч.
– Что еще за условия? – с негодованием подалась к ним Долорес, из-за чего Джина тут же съежилась. – Никаких мечей! И думать об этом забудь.
Серхат подавил в себе раздражение и произнес, когда дочь в поисках поддержки схватила его за ладонь:
– Дружок, мы после об этом поговорим.
И вдруг подмигнул – сурово, без улыбки.
Луиджина знала, что это означает: отец сказал это лишь потому, что мама была рядом. Но он все равно вернет ей ее меч. Или подарит новый. Потому что только он ее понимал и знал, как ей нравилось свободно бегать по дворцу со своими братьями, резвиться с мечом и носить мальчишеские штаны с теми кожаными сапожками.
Подавив в себе тайную радость, Луиджина приняла наигранно недовольный вид и кивнула, чтобы им удалось провести маму.
– Вот и умница, – Серхат наклонился к дочери и быстро поцеловал ее в щеку, но, когда захотел отстраниться, она крепко обхватила его ручками за шею, не желая, чтобы он уходил, и этим заставила глухо рассмеяться. – Ты меня однажды задушишь с таким-то захватом, – выдавил он и, освободившись, с совершенно счастливым видом щелкнул пальцем по носу. – Я на тебя рассчитываю, боец. Не подведи.
Джина с решительно сдвинутыми бровями кивнула, подтверждая серьезность своих намерений соответствовать данному обещанию. И в этот момент наблюдающая за ними Долорес заметила, как изменилось выражение лица ее мужа. Только что он весело улыбался, но вдруг взгляд его, направленный на дочь, провалился, словно мысли увели его куда-то в глубины памяти.
И то, что он вспомнил, видимо, по-настоящему омрачило его. Некое болезненное воспоминание заставило его развернуться и не глядя пройти мимо нее с подавленным видом. Долорес потерянно посмотрела на закрывшиеся за мужем двери и удрученно вздохнула. Наверное, она так никогда и не сможет до конца понять его…
Королевские покои.
– По-твоему, с ними что-то произошло?
Эдже, будучи в великолепном облачении, достойном того, чтобы восседать в нем на троне, стояла возле своего письменного стола, держа в руке донесение ее шпиона из Венеции.
– Полагаю, что да, – ответил Артаферн, который сидел в кресле, раздумывая над теми новостями, что они получили. – Амедея Серпиенто, как стало известно, после смерти матери заняла главенствующее положение в семье и решила перевезти братьев и сестер из Италии в Венецию. Что ею двигало – неясно. Возможно, хотела укрыться от нас и начать собирать силы в Венеции для очередной попытки захвата власти в Генуе.
– Но в Венеции у нее случился некий конфликт с другой влиятельной особой, имя которой неизвестно нашему шпиону, что странно, – продолжила говорить Эдже, при этом хмурясь. – И после этого вся семья Серпиенто вдруг… пропала. И что это значит? Они что, снова бежали? Или были убиты?
– Кто знает? – выдохнул Артаферн, поднявшись из кресла и подойдя к напряженной жене. – Но одно я знаю наверняка. Больше они нам не угроза. Серпиенто больше нет. И это все, что нам нужно вынести из этого донесения.