Залив Полумесяца
Шрифт:
– Как прикажете, – кивнул Аслан Реис и, обернувшись на своих людей, одним взглядом приказал им исполнять распоряжения. – А вы сами, повелитель? Отправитесь в Топкапы? Вам необходимо отдохнуть.
– Не беспокойся обо мне, реис, – через силу усмехнувшись, падишах положил ладонь на его плечо. – О ком и стоит беспокоиться, так это о моей Эсме. Я поеду к ней. Право, не хотел бы я, чтобы все закончилось трагично. Но Давуд-паша очень плох… Я боюсь, как бы нам не пришлось готовиться к худшему.
– Я верю, что паша поправится при должном уходе, – спокойно заверил его Аслан Реис.
– Спасибо
– У меня нет иного желания, кроме как верно служить вам, повелитель, – почтенно, но и с достоинством ответил тот.
– Однако же я не забуду твоей доброты и в должной мере отплачу за нее.
Тут падишах заметил настороженно оглядывающую порт и Стамбул Астрею, которая не знала, верно, куда ей деваться. Он подозвал ее к себе, и девушка, резко повернув голову в его сторону, помедлила, словно опасаясь, что может за этим последовать, но все же приблизилась. Ее длинные светлые волосы выглядели неопрятно и спутались, рубашка была изодрана и грязна, да и выглядела девушка ужасно вымотанной. Не удивительно, ведь она стойко перенесла то, что и его, мужчину, крайне изнурило.
– Доставьте ее во дворец Енибахче. И пошлите кого-нибудь в Топкапы, пусть передаст хранителю моих покоев Ферхату-аге приказ тайно отправить в Енибахче слуг, которые бы обеспечили все необходимое моей гостье.
Астрея удивленно глянула на султана, не ожидавшая от него такой щедрости и не знающая, что от нее потребуется в ответ на нее, но смолчала. Сейчас она была согласна на любые условия, лишь бы смыть с себя грязь, сменить одежду и, наконец, выспаться после утомительного плавания, едва не забравшего их жизни.
Напоследок наградив ее непроницаемым взглядом, султан Баязид накинул на голову капюшон плаща, отданного ему Асланом Реисом, развернулся и направился вслед людям капитана. Те уже отыскали повозку в вечернем порту, который и сейчас кипел жизнью, заплатили владельцу парой золотых монет и теперь осторожно водружали на нее Давуда-пашу.
Дворец Эсмы Султан.
Это был совершенно обыкновенный вечер во дворце Эсмы Султан. Вместе с Михримах Султан и Нермин она разместилась на подушках в своих покоях возле горящего камина и, греясь в его тепле, вела с ними мирную беседу. Нермин, правда, редко вставляла слово и увлеченно занималась рукоделием, которое ей особенно хорошо давалось.
Она витала в своих мыслях, то и дело вспоминая о Мехмете, что весьма смущало девушку. Но она ничего не могла с собой поделать. Очень уж ей польстило, как тепло он говорил с ней тогда, в саду Топкапы. Да и в последние дни Мехмет вел себя с нею так, что отзывчивая и чувствительная Нермин сразу же к нему прониклась.
Ей нравилось говорить с Мехметом обо всем на свете. Он был умен и начитан, и о какой бы книге Нермин не заговорила, он уже непременно был с нею знаком и щедро делился своими занятными мыслями и впечатлениями. Ей просто-напросто было с ним интересно. Сейчас он, верно, пребывал в своей комнате и наверняка читал очередную книгу…
Нермин тихо вздохнула, посетовав на то, что сейчас было уже слишком поздно для… она сама не знала, для чего именно. Для беседы с ним, наверно. Опомнившись, она услышала краем уха разговор матери и Михримах Султан. Он ее заинтересовал, и девушка, делая вид, что все так же увлечена вышивкой, прислушалась.
– Михримах, я бы не стала ей доверять после всего того, что между вами было, – с недовольством проговорила Эсма Султан. Она держала в руке кубок с клубничным шербетом, но, верно, совершенно о нем позабыла. – Не стоит тебе ездить к ней. Навестить после случившегося стоило, но регулярные встречи…
– И все же она – моя сестра, – мягко возразила Михримах Султан с печальным взором. – Нилюфер раскаялась. Признала, что была неправа.
– По-твоему, одного жалкого извинения достаточно, чтобы покрыть годы пренебрежения и даже презрения с ее стороны? – возмутилась Эсма Султан.
Нермин быстро посмотрела на мать и тут же опустила глаза обратно на вышивку в своих руках. Она знала, как та недолюбливала Нилюфер Султан, хотя и не догадывалась, по каким причинам. Очень уж матушка остро реагировала на присутствие султанши или даже разговоры о ней. Вероятно, между ними не все было гладко…
– Для меня – достаточно, – все также вежливо, но уже и твердо ответила Михримах Султан. – Я простила ее, Эсма. И не оставлю в такое время. Она ведь чуть не погибла!
Эсма Султан не стала больше спорить и лишь выдохнула, словно от бессилия. На какое-то время в покоях стало тихо, и каждый погрузился в свои мысли, как вдруг покой женщин потревожило бесцеремонное появление Фидан-калфы. Она была так бледна и встревожена, что все сразу же поняли: что-то случилось.
– Что, Фидан? – с ноткой тревоги в голосе спросила Эсма Султан.
– Султанша, вам лучше спуститься вниз, – сбивчиво заговорила Фидан-калфа. – Паша здесь.
Эсма Султан затрепетала от радости, быстро переглянулась с удивленной Михримах Султан и, подорвавшись с подушки, поспешила выйти из покоев. Нермин заколебалась от потрясения, но отложила вышивку и едва ли не бегом отправилась вслед матери, не веря тому, что отец во дворце. Он ведь даже не сообщил им о своем скором приезде!
Взволнованная Эсма Султан спешно миновала лестницу, придерживая в руках подол своего платья, но, войдя в холл, оторопела, застыв у порога. Она ожидала увидеть мужа и, наконец, спустя годы обнять его. Но не сразу поняла, кто стоит перед ней. Высокая фигура в плаще у окна казалась ей знакомой, но в то же время была чужой. Темные волосы небрежно спадали на плечи, пыльная поношенная одежда, густая борода и… Глаза. Так на нее смотрел лишь один человек…
– Отец?.. – в полном недоверии воскликнула султанша.
– Здравствуй, милая, – устало улыбнулся султан Баязид. – Прости, что предстал перед тобой в таком виде.
– Что… – от шока Эсма Султан утратила дар речи. Нермин у нее за спиной во всю таращила глаза, не понимая, что происходит. – Что с вами случилось?!
Она неловко подалась к отцу, поборов свое потрясение и почувствовав новую волну тревоги. Ее отец – падишах и правитель мира – выглядел, как самый настоящий уличный бродяга!