Залив Полумесяца
Шрифт:
– Что это? – будучи от природы любопытной женщиной, с удивленной улыбкой воскликнула Бельгин Султан и направилась к ложу.
– Матушка?.. – не менее удивленно откликнулась Айнур Султан, обернувшись на нее и быстро сев на кровати. Она спустила вниз босые белокожие ножки с тонкими щиколотками и оправила задравшееся платье из бирюзового шелка. – Простите. Я думала, это Алиме пришла.
Чуткая и восприимчивая Бельгин Султан сразу же уловила в ее голосе нотки напряжения, которого прежде не было в их общении.
– Рыбы? – она все-таки улыбнулась, чтобы сгладить неловкость. Подошла ближе к резервуару и посмотрела
– Не знаю, – с затаенной радостью Айнур Султан пожала плечами. – Проснулась утром, смотрю, а они стоят прямо здесь, на столике. И розы. Не правда ли они прекрасны? Так чудесно пахнут!
– Розы… – эхом отозвалась Бельгин Султан, и улыбка ее померкла. – Известно, кто способен на подобную выходку… – с намеком, причем, мрачным, добавила она.
Айнур Султан быстро на нее посмотрела и закусила губу, а после с показательно невозмутимым видом снова обратила взгляд к рыбкам.
– Я назвала их Эрос и Антерос, – поделилась она и, поймав на себе растерянный взгляд матери, которая ничего не смыслила в подобном, терпеливо заговорила, зная наверняка, что объяснение ей не понравится: – В честь древнегреческих богов любви. Эрос – божество взаимной, счастливой любви, – она указала пальчиком на золотисто-красную рыбку. – Любовь издревле считалась одной из самых могущественных сил, управляющих миром. Она так сильна, что порабощала и богов, и людей, рождая меж ними чувственное влечение и тем самым обеспечивая продолжение жизни, которого нет без любви – духовной или плотской.
Бельгин Султан настороженно слушала ее, с некоторых пор чувствуя необъяснимые опасения, когда дочь заговаривала о любви. И, надо сказать, чаще она говорила только о книгах.
– Древние греки верили, что у Эроса был брат-близнец, родившийся вместе с ним из первоначального Хаоса вместе с третьим божеством Хроносом, покровительствующем времени. Хотя по более поздней версии их родителями стали считаться бог неистовой войны Арес и богиня любви Афродита, что во многом объясняет черты Антероса. В отличие от своего брата, Антерос был олицетворением темной стороны любви, когда она безответна или порождает в человеке ненависть к объекту любви, желание его уничтожить. Или же это маниакальная страсть – злобная и причиняющая страдания.
Выслушав ее, столь увлеченную своим повествованием, Бельгин Султан присела на ложе рядом с дочерью и задумчиво посмотрела на нее.
– Порою мне становится не по себе от того, сколь много всего умещается в твоей голове. Это должно быть утомительно – постоянно читать книги, учиться языкам неверных, изучать то, во что они верили… И ведь ты ни на миг не останавливаешься, а еще так юна!
– Разве это не увлекательно – каждый день узнавать что-то новое? – возразила Айнур Султан с искренним непониманием. – Я хотела бы знать все на свете, но человеческая жизнь слишком коротка, чтобы вместить в себя подобное знание. Жаль, ведь обладай человек большими знаниями – не только знать, и простой народ – он бы не совершал тех ошибок, которые совершает в своем неведении, по глупости считая, что это правильно и ничего более не видя за очерченными им же границами!
Именно в такие моменты не без досады и горечи Бельгин Султан сознавала, сколь глубока на самом деле пропасть меж ней и девушкой, которую она называла своей дочерью.
Айнур Султан всем своим существом тянулась ко всему возвышенному, к миру духовному, а она сама, наоборот, все больше приобщалась к земному миру, становясь приземленной, сосредоточенной лишь на своих жизненных ролях – жены и матери. И не было для нее большего счастья, чем обнимать своих детей и знать, что они живут благополучно.
Айнур Султан тоже почувствовала это и разочарованно сникла, а после вспомнила о том, что мать намерена выдать ее замуж, даже не спросив ее мнения, и отвернулась. Она-то, конечно, думала, что поступает подобным образом ей во благо. Матушка совершенно искренне полагала, что все женщины, как и она, желают обрести спокойное и тихое счастье с мужем и детьми.
Кому-то этого и вправду было достаточно, но Айнур Султан – нет. Честолюбие – еще затаенное, не раскрывшееся – подталкивало ее к высоким желаниям и стремлениям. Она питала жажду стать кем-то большим, чем простой женой и матерью. Человеком, который вне зависимости от связей с кем-то, то есть сам по себе, представляет некую ценность.
– Кстати, Мехмету уже лучше, – чтобы нарушить это неловкое молчание, проговорила Бельгин Султан. – Хочешь навестить его?
– Конечно! – с энтузиазмом согласилась Айнур Султан, которая за дни болезни брата успела соскучиться по нему. – Отправимся к Мехмету сейчас же.
Дворец Топкапы. Гарем.
Айнель-хатун не знала, почему, но она чувствовала себя рядом с этим человеком неловко и скованно – так, словно она в чем-то провинилась. Прежде в гареме всем заправляла она, так как на Идриса-агу полагаться не приходилось. Но с появлением Кемаля-аги положение ее резко изменилось. Не сказать, что она была не рада этому, но чувствовала дискомфорт. Ибо Кемаль-ага столь неусыпно следил за порядком, так тщательно и расчетливо вел все гаремные дела, что ей попросту не оставалось возможности как-либо проявить себя. Евнух, по сути, не оставлял ей работы – теперь она лишь, как и положено по должности, ведала финансами гарема, да выслушивала бесконечные жалобы слуг на чрезмерную строгость нового главного евнуха.
Она, как могла, справлялась с их возмущением и, наоборот, проявляла мягкость и терпимость, буквально уговаривая их работать как следует, дабы получать поменьше выговоров и замечаний бдительного Кемаля-аги, который каким-то мистическим образом умудрялся уследить за всем и каждым во дворце.
Немного волнуясь, Айнель-хатун прошла по ташлыку и привычно окинула быстрым изучающим взглядом наложниц, которые при ее появлении тут же притихли. Ее вызвал к себе в комнату Кемаль-ага, и женщина направлялась туда с тяжелым сердцем. Очевидно, что-то случилось, ведь прежде он удовлетворялся парой сухих слов в ее адрес, брошенных как бы вынужденно, так как формально она была выше его по должности.
Предварительно постучав, Айнель-хатун отворила дверь и вошла в комнату, которая заметно изменилась с тех пор, как здесь поселился Кемаль-ага. Все подушки на тахте, на которых любил возлежать Идрис-ага вприкуску со сладостями, исчезли, а на прежде заставленных всяким хламом полках шкафов ровным строем стояли одни лишь книги.
Кемаль-ага с прямой осанкой стоял возле письменного стола и с хмурым видом перебирал какие-то бумаги. Он даже не обернулся и, продолжая изучать некий документ, сдержанно проговорил: