Залог мира. Далекий фронт
Шрифт:
— Вы не ранены, мистер Крауфорд?
— Разве я плохо выгляжу? — спросил он удивлённо. — Вы спрашиваете меня об этом вторично, миссис Энн.
— Совершенно верно, — подчёркивая каждое слово, произнесла миссис Кросби. — Именно вторично. Ибо если вы не ранены, то почему как раз сейчас, когда англичане вторглись на континент, когда ваши товарищи там, во Франции, проливают кровь, вы очутились здесь, в глубоком тылу? Что это — отпуск?
— Ах, вот вы о чём, — облегчённо вздохнул Крауфорд. — Это сложная история, миссис Кросби. Не ужился с начальством, хотя и сам плохо понимаю, из-за чего. Меня перевели в другой полк, теперь буду летать в береговой авиации. Я получил разрешение заехать к вам и могу пробыть здесь два-три дня.
— Ральф, в такое время! — всплеснул руками мистер Кросби, с упрёком глядя на молодого лётчика.
— А что в этом плохого? — впервые за всю беседу заговорил Сэм Гибсон. — Солдат всегда остаётся солдатом. Выпало время погулять — значит, надо его использовать. Навоеваться он ещё успеет, это я могу гарантировать.
Мистер Кросби согласился со своим приятелем.
В самом деле, война ещё не кончается, а выпадет ли Ральфу другой случай увидеть Джен? Он даже понимающе и покровительственно улыбнулся лётчику.
Но миссис Кросби была другого мнения. Ей казалось, будто Ральф чем-то запятнал себя.
— Вы можете нам рассказать, что же с вами произошло? — спросила она.
— Конечно, могу, — улыбнулся Крауфорд серьёзности её тона. — Хотя, откровенно говоря, и сам не всё понимаю, как я уже сказал. Это странная история.
— Интересно послушать, что может показаться странным лётчику, — добродушно сказал Гибсон.
— Расскажи нам всё, Ральф, только с подробностями. Ты всегда рассказываешь с пятого на десятое, — сказала Джен.
— Ну, слушайте, — начал Крауфорд.
И он рассказал о событиях той памятной ночи.
Когда лётчик в своём рассказе упомянул город Риген, Сэм Гибсон оживился.
— Как вы сказали? — спросил он.
— Риген, — ответил Крауфорд. — Город Риген.
И он продолжал говорить о том, как немецкие истребители приготовились к атаке, как два советских лётчика заставили немцев вступить в бой, как они уничтожили шесть немецких самолётов и оба погибли, спасая английских лётчиков.
— Герои, — тихо сказала Таня.
— Да, герои, — подхватил Крауфорд. — Не будь их, я давно лежал бы в земле. Никогда не забуду, как дерутся за своих друзей советские лётчики. Я видел, как оба они погибли, и у меня в сердце закипела такая злоба, такая ненависть к немцам! Я хотел сейчас же, немедленно, отомстить за смерть героев-лётчиков. И мне пришла в голову мысль: почему возле Ригена появился охранный аэродром? Разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, подлетаю к Ригену и вижу, что все его улицы, все заводы забиты танками. Вот тебе, думаю, и «объект, недостойный бомбардировки»! Сделал круг над городом, зенитки бьют нещадно. Ну, здесь я не выдержал…
— И вы… — не решаясь продолжать, выдохнул из себя Артур Кросби.
— Конечно, — гордо ответил Крауфорд. — Как дал по этой музыке всеми фугасками, какие у меня были, а лотом ещё и зажигательных подсыпал… Дым от взрывов был виден километров на пятьдесят.
— Боже мой! — воскликнул Кросби. Он боялся взглянуть на Гибсона.
— Ничего особенного, — ответил на его восклицание Крауфорд. — Мне приходилось видеть после бомбёжки и более высокие столбы дыма.
— Могу себе представить, — скептически скривил губы Сэм Гибсон.
— Но самое странное началось потом, — продолжал Крауфорд, не придав значения словам Кросби и американца. — Прилетаю, докладываю командиру, жду одобрения. А он выслушал меня и побледнел от злости. «Как вы, кричит, осмелились бомбить недостойный объект?» Говорю ему: там полным-полно танков. Куда там — и слушать не хочет.
— Я думаю, — тихо сказал Гибсон, — двести тысяч.
— Да нет, танков было значительно меньше… И в тот же день меня перевели в береговую авиацию. Вот и вся история. Сейчас еду на новое место службы. До завтрашнего вечера могу пробыть здесь.
— Правильно поступили, мистер Крауфорд, — сказала Таня. — Я не знаю, что думали ваши командиры, но на вашем месте я действовала бы точно так же, даже рискуя навлечь на себя гнев начальства. Гитлеровцев надо бить всюду, где бы они ни встречались: на земле, на воде, в воздухе, под водой…
— В вашей решимости я ничуть не сомневаюсь, мисс, — холодно заметил Гибсон.
— Крауфорд, — почти простонал Кросби, — вы знаете, что вы натворили?
Ральф с удивлением посмотрел на своего будущего тестя: неужели и Кросби считает, что он поступил неправильно?
— Знаю, — ответил лётчик — разбомбил немецкие танки.
— Нет, не только немецкие танки, — тихо, страдальчески сказал Кросби. — Вы разбомбили…
Он не закончил фразу и взглянул на Таню. Девушка сидела в кресле рядом с Джен и, казалось, не прислушивалась к разговору. Но когда в разговоре наступила неожиданная пауза, Таня поймала на себе взгляд Артура Кросби и поняла, что он не хочет продолжать разговор при ней.
— Простите, миссис Кросби, — сказала она, поднимаясь, — я чувствую себя не совсем хорошо. Я погуляю немного в саду.
И, не ожидая ответа, она прошла на веранду, а оттуда в цветущий июньский сад.
Все смотрели ей вслед, не нарушая молчания до тех пор, пока шаги Тани не затихли в отдалении.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
В саду Таню сразу охватила звонкая тишина жаркого дня. От цветов и трав, от нагретой листвы поднимался густой сладковатый аромат. Так пахнут цветы, любовно выращенные в оранжереях. Их поливают, пестуют, берегут от горячего солнца; дыхание степного ветра для них смертельно.