Залог мира. Далекий фронт
Шрифт:
— Может, вы мне скажете, мистер Кросби, что именно я разбомбил? — спросил он довольно дерзко.
— Конечно, скажу, — с горечью ответил Кросби. — Вы разбомбили своё собственное счастье, мистер Рандольф Крауфорд.
— Ничего не понимаю, — сказал Рандольф в полной растерянности и оглянулся, как бы прося защиты у Джен. Но Джен молча стояла у стены. Вместо неё заговорил Сэм Гибсон. Он спросил, можно ли ему быть вполне откровенным, и, получив утвердительный ответ, вынул из кармана пиджака аккуратно сложенную карту.
— Сейчас я вам всё объясню, мой дорогой лётчик, — сказал он. — Была у вас такая карта?
Достаточно было беглого взгляда, чтобы узнать эту карту. Сколько часов Ральф изучал её перед полётами на Берлин! Ему знакома была каждая отметка, каждый значок на ней. Как могла военная карта попасть в руки Гибсона?
— Да, у меня была такая же карта.
— И на ней были такие же пометки?
— Да, точно такие, — ответил лётчик, увидев синее кольцо вокруг города Риген.
— И город Риген вам было запрещено бомбить? — продолжал Гибсон допрашивать Крауфорда.
— Нет, не запрещено. Синий круг означает, что объект недостоин бомбардировки и сбрасывать на него бомбы не рекомендуется.
— А можете ли вы себе представить, что за это синее кольцо, которое появилось вокруг города Риген на картах всех лейтенантов, какие летают на Германию, я и ваш будущий тесть заплатили двести тысяч долларов?
— Господи, — воскликнул Крауфорд, — да за что жёны платили деньги? Для чего?
Лицо мистера Кросби заострилось и приняло хищное выражение. Он сделал шаг в сторону лётчика и резко сказал:
— Потому, что все заводы в Ригене принадлежат нам, мне и мистеру Гибсону. Теперь-то вы понимаете, за что пришлось заплатить деньги?
— Погодите, погодите, — сказал совершенно растерявшийся Крауфорд, — у меня что-то с головой… Боже мой, что же я натворил?
Он ещё не мог осмыслить всю глубину катастрофы, но понимал, что произошло огромное несчастье в семье и виновником этого несчастья был он, Рандольф Крауфорд. Будто издалека донёсся к нему голос Джен:
— Ральф, ведь это единственное, что мы имели. Неужели всё погибло?
— Не знаю, не знаю, — повторял лётчик. — Взрывы были очень большие. Наверное, сейчас там одни развалины…
Он вскочил вдруг со своего кресла и вышел на середину комнаты.
— Погодите, — вскричал он, — ведь там были танки! Понимаете: немецкие танки!
Наконец-то, вот оно, оправдание его действий. Как он раньше не подумал об этом, не сказал им. Теперь они поймут.
Но во взглядах присутствующих он не нашёл ни сочувствия, ни поддержки.
— Немецкие танки? — насмешливо переспросил Гибсон. — У вас была вполне обеспеченная будущность, дорогой лётчик, свободная жизнь, богатство, прекрасная жена. Теперь в Ригене нет немецких танков, но зато у вас нет ни будущего, ни богатства, ни жены.
— Неправда, я люблю Ральфа, — вспыхнула Джен.
— Ваше заявление делает вам честь, мисс Джен, — поклонился в её сторону Гибсон. — Вы со своим женихом будете создавать рай в шалаше, на голодный желудок. Не знаю, надолго ли хватит вашей любви.
— Ну, до этого не дойдёт, — запротестовал мистер Кросби, — тут вы уже пересолили, Гибсон.
— Да, возможно, сказано резко, — ничуть не смутившись, откликнулся Гибсон, — но, к сожалению, это не меняет сути дела.
У Крауфорда в глубине души зародилось сомнение, он уже почти раскаивался в своих действиях в то злосчастное утро, но ещё пытался оправдать себя.
— Поймите меня, — говорил он. — Как я должен был поступить? Я, британский офицер, лётчик, иду с полным запасом бомб и вижу внизу немецкие танки, танки врага. Что я должен сделать, по-вашему?
— Вы должны были выполнить приказ своего командира, — сухо сказал Артур Кросби, на которого горячая речь Крауфорда не произвела впечатления.
— А также помнить, — подхватил Гибсон, — что вы жених прекрасной девушки и будущий владелец этих заводов, которые, к слову сказать, должны были составить её приданое. Своё счастье, счастье любимой девушки вы уничтожили собственными руками. И не произносите здесь громких слов о том, что вы, мол, офицер, солдат. Вы плохой офицер и плохой солдат. Командир лучше вас знает, куда надо, а куда не надо сбрасывать бомбы. Поняли теперь, что вы натворили?
— Да, теперь я всё понял, — ответил подавленный Рандольф.
Сэм Гибсон поднялся.
— Пройдём к вам, Кросби. Надо позвонить и узнать подробности. Возможно, ещё не всё потеряно. Ведь не мог один самолёт разбомбить все три завода.
Долгая пауза наступила в гостиной, когда за компаньонами сомкнулись высокие двери. Попрежнему неподвижно, глядя в одну точку, сидела миссис Энн. Опустив голову на руки, сгорбившись, застыл в кресле Крауфорд. Джен молча стояла у стены.
Наконец она подошла к жениху, мягко прикоснулась к его плечу и сказала:
— Это было с твоей стороны очень легкомысленно, Ральф…
— О чём ты говоришь? — встрепенулся Крауфорд.
— Я говорю об этих заводах. Неужели ты не знал, что они принадлежат нам?
— Значит, и ты меня осуждаешь…
— Я не имею права судить о твоих поступках. Но мне интересно, понимаешь ли ты, что из-за твоего легкомыслия, если не сказать больше, мы остались почти нищими. Жизнь складывалась так хорошо, а теперь всё рушится. Мы остались бедняками. Ты представляешь себе, что означает это слово?
— Да, хорошо представляю.
— Нет, очевидно, не совсем хорошо, — продолжала Джен. — Я так мечтала иметь детей, большую семью. Теперь, даже если мы поженимся, у нас никогда не будет детей, потому что мы бедные. И так уже достаточно нищих на белом свете.
— Что ты говоришь, Джен? — воскликнул поражённый Крауфорд.
— Я говорю правду. Но, к сожалению, правда тебе не нравится. Раньше ты казался мне более положительным человеком, Ральф. Будет очень горько ошибиться в тебе.
— Здесь нет ошибки, Джен, — тихо ответил лётчик. — Я вижу, что мои бомбы разгромили действительно нечто значительно большее, чем эти проклятые заводы.