Залог мира. Далекий фронт
Шрифт:
— Хэлло, — воскликнул он. — Очень хорошо, что вы пришли, Таня. Вы, конечно, составите мне компанию, и мы немного посидим в ресторане до обеда.
— Благодарю, мистер Гибсон, — сказала Таня. — Я никак не могу пойти с вами.
— Почему?
— У меня ещё нет английских денег, мистер Гибсон.
— Но ведь я приглашаю вас. Платить буду я, чёрт возьми!
— Мы привыкли платить за себя сами, мистер Гибсон.
В последних словах Тани как бы прозвучал вызов, и мистер Кросби насторожился, ожидая возникновения нового спора. Но в разговор вмешалась Джен, до сих пор сидевшая молча.
— Боже мой, — сжимая пальцами виски, сказала она, — опять начинаются политические разговоры.
— Нет, — ответил Гибсон, — вы ошибаетесь, мисс Джен. Это не политические разговоры. Это гастрономия под политическим соусом. Такой соус придаёт разговору особую остроту.
— Господи, скоро уже в бифштексах будут находить высокую политику, — вздохнула Джен.
— Не знаю, как в бифштексах, мисс, — многозначительно сказал Гибсон, — а в прогулке можно найти очень хорошую политику.
Только Джен поняла смысл этих слов. Но она ничего не ответила. Гибсон взялся за ручку двери.
— Всего доброго, — сказал он, выходя. — До скорого свидания за обедом.
Миссис и мистер Кросби тоже вышли из гостиной. Таня опустилась в кресло у телефонного столика.
Джен смотрела на Таню, и спокойствие всё более овладевало ею. Сейчас ей показались смешными все опасения Гибсона. Разве Таня не знает, какое значение в жизни Джен имеют эти заводы в далёком городе Риген? И разве она осмелится повредить своей подруге?
А Таня между тем взяла телефонную трубку, постучала по рычажку и, недовольно поморщившись, положила трубку на место.
— Испортился, — сказала она. — Обещают исправить только завтра. Я уже несколько раз пыталась звонить — ничего не выходит.
— У тебя срочное дело? — спросила Джен.
— Я звоню в посольство. Надо, чтобы там узнали о концентрации танков в Ригене. Как подумаю об этом, у меня мороз по коже проходит. Сколько лишних солдатских жизней погибнет, если эти танки останутся у немцев нетронутыми! Нет, я непременно должна поговорить сегодня с посольством.
Недавние мысли Джен показались ей самой наивными и даже смешными. Прав был Гибсон: совсем не о судьбе Джен думает Таня, а о солдатах, о немецких танках, сконцентрированных в городе Риген. Джен почувствовала себя обманутой. Её будущее стояло под угрозой. Может ли она колебаться, когда дело идёт о её счастье, за которое надо бороться любыми средствами? А Таня? Разве она может понять Джен? Она думает только о солдатах, которые для того только и существуют на свете, чтобы умирать.
Всё это мгновенно пронеслось в голове Джен и не оставило места для сомнения. Решение было принято.
— Ты, права, Таня, — сказала Джен, поднимаясь. — Чем скорее мы сообщим об этих танках, тем лучше. За лесом живут наши знакомые. Это недалеко, не больше двух километров отсюда. У них тоже есть телефон. Мы пройдём туда и позвоним в посольство.
— Прекрасно, Джен, — обрадовалась Таня, — идём быстрее.
Таня вскочила со своего кресла, радостная, возбуждённая. Она была так хороша в эту минуту, что Джен залюбовалась ею. Перед её глазами возникла вдруг картина концентрационного лагеря в тот момент, когда они оставляли его. И Джен представила Таню снова в лагере… Острое, болезненное чувство шевельнулось в сердце Джен, но она не изменила своего решения. Она сказала только:
— Тебе нужно взять с собой пальто, Таня.
— Зачем? — удивилась девушка. — На улице жарко.
— Без пальто неудобно… итти к чужим людям. Это, конечно, условность, но у нас так принято.
Таня передёрнула плечами, но возражать не стала. Она подождала, пока Джен принесла ей мягкое осеннее пальто, и они вышли из дому.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Джен вернулась очень скоро. Она уселась в глубокое кресло и долго сидела неподвижно. Закрыв глаза, она видела широкую зелёную улицу и маленький «виллис» с двумя американскими солдатами, исчезающий за поворотом.
Джен не чувствовала раскаяния. Она поступила так, как должна была поступить, здесь не о чём раздумывать. Но почему не проходит это проклятое ощущение тревоги, почему даже теперь, когда Таня находится в надёжных руках, Джен Кросби так боится её?
В гостиную вошла миссис Кросби.
— Где Таня? — спросила она.
— Не знаю, — спокойно ответила Джен.
Миссис Кросби взяла газету, но читать не могла. Привычная тишина дома была чем-то нарушена. Откуда-то, из дома или из сада, доносились голоса. Кто мог так громко разговаривать в их доме?
Вошёл мистер Гибсон и, увидев женщин, весело сказал.
— Прекрасно закусил. В этом отношении в Англии мало что изменилось за время войны. В ресторанчике чудесно кормят. Теперь я выдержу, даже если обед запоздает.
В это время дверь из сада раскрылась, и в комнате появился Ральф в сопровождении высокого офицера. Левая рука гостя была на перевязи, в правой он держал палку, на которую тяжело опирался при каждом шаге.
— Посмотрите, кого я привёл, — весело сказал Ральф. — Иду по саду и вижу: за оградой знакомое лицо. А он проходит так, будто совсем незнаком со мной. Почему вы не зашли раньше Стаффорд?
Только сейчас Джен узнала офицера. Да, это был действительно Антони Стаффорд, тот самый офицер-десантник, который освободил их из Дюбуа-Каре. Но как он изменился за это короткое время! Вместо весёлого стройного лейтенанта перед Джен стоял почти инвалид, сгорбленный, опирающийся на палку человек. Жёсткие складки залегли в углах его рта.
Стаффорд поздоровался с присутствующими и познакомился с Гибсоном.
Услыхав голоса, мистер Кросби прервал работу и вышел из кабинета.
— Добрый день, мистер Кросби, — приветствовал его Стаффорд. — У вас в саду так прекрасно. Я отвык от покоя и тишины. Вы ещё не забыли, Джен, нашу встречу в Дюбуа-Каре?
Стаффорд говорил отрывисто, так, словно что-то мешало ему сосредоточиться на одной мысли.
— Разве можно забыть такую встречу? — сказала Джен. — Вы всем нам спасли жизнь.
— Помните, — продолжал Стаффорд, — там была русская девушка. Где она сейчас?
У Джен перехватило дыхание. Но её выручил Ральф.
— Она здесь, — весело сказал он. — Если бы не она и не вы, мы бы, вероятно, не увидели нашу Джен. Вам обоим я обязан своим счастьем… Но почему всё же вы раньше не зашли, Стаффорд? Ведь вы уже здесь два дня.