Залог мира. Далекий фронт
Шрифт:
— Ну, как устроились? — приветливо спросил он, словно гостеприимный хозяин, проверяющий, хорошо ли будут спать его гости. — Устраивайтесь основательно, нам с вами тут, наверно, довольно долго придётся пробыть.
— Я требую, чтобы мне разрешили связаться с советским посольством, — подходя к офицеру, резко сказала Таня.
— Вот это вряд ли удастся, — откровенно рассмеялся американец. — Мы имеем строгий приказ не разрешать вам никаких связей с внешним миром. Этого требуют интересы военных действий.
— Какое отношение я имею к военным действиям?
— Не знаю. Таков приказ. Доброй ночи.
Офицер хотел было уйти, но задержался у двери.
— Не знаю, говорили ли вам об этом, — сказал он, — но мне не хочется, чтобы вы делали глупости, поэтому я вас предупреждаю: через ограду лагеря пропущен ток высокого напряжения. Одного прикосновения достаточно, чтобы умереть.
— Благодарю за предупреждение, — ответила Таня.
Вслед за офицером Таня вышла из барака. Тёплая звёздная ночь стояла над Англией. На юге, очевидно над Лондоном, темноту время от времени прорезали прожекторы. Тишина стояла над лесами. Затихли и немцы в бараках. Только у самой ограды раздавались мерные, неторопливые шаги часового.
Значит, кто-то знал, что Таня должна попасть в лагерь, если даже отдан приказ, запрещающий ей связываться с советским посольством. Но кто? И что плохого сделала она в Англии? Таня начинала понимать, что положение значительно сложнее, чем ей представлялось, вначале… Но сейчас всё равно ничего нельзя предпринять. Утро вечера мудренее. Завтра она попытается поговорить с офицерами, попробует вызвать высшее начальство и любой ценой добиться связи с советским посольством.
Таня вернулась в барак и привычно, так же, как делала в Дюбуа-Каре, сгребла солому и устроила себе постель. «Очень скоро солома сгниёт, — подумала Таня, — и тогда этот барак уже ничем не будет отличаться от немецких. Хотя нет, разница всё же останется: в немецких лагерях на стенах бараков не было рекламных плакатов напитка «Кока-кола», а здесь они висят». Таня невольно улыбнулась. — американцы окончательно утратили чувство юмора. Как будто пленные имеют возможность пить этот душеспасительный напиток!
Таня легла и накрылась пальто Джен. Только сейчас она почувствовала, как устала. Но заснуть не удавалось. Снова и снова перебирала она в памяти все события этого дня, от появления Маркова до последнего разговора с Джен.
Под мягким осенним пальто было тепло, от него чуть-чуть пахло дорогими духами Джен. Как хорошо, что Джен заставила её взять с собою это пальто…
Да, Джен заставила её взять с собою это пальто…
Но почему сама она не взяла с собою ничего? Неужели она знала, что Тане пальто пригодится? Неужели…
Нет, не может быть, не может быть! Ведь они вместе были в Дюбуа-Каре. Не надо думать об этом. Завтра всё выяснится, и Тане будет стыдно за свои подозрения.
Но страшная догадка не исчезала. Память подсказывала всё новые и новые доказательства, и подозрение перешло в твёрдую уверенность. Ну, конечно, Гибсон боится оставить её на свободе, потому что она знает об этих проклятых заводах в Ригене. Но это значит, что и Джен…
Где же святое чувство дружбы? Неужели оно осталось только у советских людей?..
Лишь перед рассветом Таня забылась зыбким, насторожённым сном.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Неспокойной была эта ночь и для Джен Кросби. Страх не давал ей уснуть.
Казалось: заберут Таню в концлагерь — и всё успокоится, можно будет забыть её, навсегда вычеркнуть из памяти.
Но вот Таня в лагере, а Джен Кросби не может уснуть, спокойствие не приходит. Мысль всё время возвращается к Дюбуа-Каре, к двум рядам колючей проволоки, к току высокого напряжения. Ведь Таня всё это смогла преодолеть. Трижды бежала из немецких концлагерей, а немцы, безусловно, охраняют пленных лучше, чем американцы. Разве Таня не сумеет убежать и от американцев?
Джен вздрогнула при этой мысли. Тишина в доме показалась обманчивой, ненастоящей. Вот кто-то поднимается по ступенькам, подходит к комнате Джен… Может, это Таня уже убежала из лагеря и сейчас вернулась, чтобы отомстить?
Джен затаила дыхание и приподнялась, прислушиваясь. Нет, всё это ей показалось, глубокая тишина стояла в большом доме.
В самом деле, чего она боится? Ведь Таня даже не знает о её роли в этом деле. Как хорошо, что мистер Гибсон всё предвидел. Да и вообще Тане не удастся уйти из американского лагеря.
А впрочем, о чём она думает? Ещё неизвестно, попала ли Таня в лагерь. Ведь Сэм Гибсон не получил никакого подтверждения.
Сердце Джен снова болезненно сжалось. Нет, так дальше продолжаться не может. Завтра же она попросит мистера Гибсона поехать с нею в этот лагерь. Она должна сама всё увидеть. Должна убедиться в том, что лагерь надёжно охраняется, должна предупредить охрану о том, как опасна эта смирная с виду русская девушка Таня. Только тогда она сможет успокоиться.
Едва первые лучи солнца позолотили вершины высоких буков, как Джен поднялась с постели.
Дом Кросби ещё спал.
Посмотрев на себя в зеркало, Джен недовольно поморщилась: синяки под глазами, веки красные. Действительно, дорого обходится ей приглашение Тани в Англию. Джен стало жаль самоё себя: сколько ещё бессонных ночей придётся ей провести, сколько нервов придётся потратить!
Внизу начали ходить, послышались чьи-то голоса. Джен быстро спустилась по лестнице, надеясь увидеть Гибсона. Но это горничная убирала комнаты первого этажа. Джен вышла в сад и встретила старого Боба.
Приблизившись к Джен, он поздоровался и с непонятной таинственностью спросил:
— Мисс Таня уже уехала от нас, мисс Джен?
Кровь ударила в лицо Джен. Усилием воли она сдержала себя и ответила спокойно:
— Да, она уже уехала.
Лицо старого Боба болезненно сморщилось.
— Как жаль, что у неё не нашлось времени попрощаться со мной, — тихо сказал он и медленно пошёл в глубину сада.
В эту минуту Джен ненавидела старого Боба. Она резко повернулась на высоких каблуках и почти побежала к дому.