Залог мира. Далекий фронт
Шрифт:
— Ты не удивляйся, Альфред, — продолжал Ганс, — вот, мол, какими словами заговорил шахтёр Линке. Ты подумай о самом себе и тогда поймёшь меня. Ведь ты, например, никогда и не помышлял о том, чтобы работать лучше для блага всей Германии. Видно, и у тебя, и у меня, да и у всех нас появились новые мысли. Мы начинаем чувствовать ответственность за судьбу нашей страны.
Ганс взглянул на старинные ходики с большой фаянсовой гирей, опустившейся почти до самого пола.
— Ну, мне пора. Товарищ Дальгов уже, наверно, ждёт. Приду, мы ещё поговорим.
— Приходи, приходи посоветуемся, — говорил Ренике, закрывая за Гансом дверь.
После этого он сел к столу, достал бумагу и карандаш и, стараясь ничего не пропустить, расписал минута за минутой весь свой рабочий день.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ
В те дни не только Альфред Ренике задумывался над новыми формами организации труда: Бертольд Грингель, тот просто места себе не находил. Ведь завод из месяца в месяц не выполнял план. Что же получается? «Мерседес» перешёл в собственность немецкого народа. Об этом много говорилось на партийных и профсоюзных собраниях. А выработка если и поднялась, то очень незначительно. Грингель наконец решил обратиться за советом к полковнику Чайке.
Комендант давно уже ждал этой беседы. Но на все вопросы директора завода полковник мог ответить только одно: надо, чтобы сами рабочие были заинтересованы в выполнении плана. Для этого необходимо ввести на заводе сдельную оплату труда и установить премиальную систему.
Услышав о сдельщине, Грингель ужаснулся. Он представил себе, какое недовольство это нововведение вызовет среди рабочих, и не скрыл своих опасений от полковника.
Чайка только улыбнулся в ответ:
— У вас на заводе партийная организация достаточно сильна, профсоюзная организация тоже. Они вам помогут. Обсудите этот вопрос на собраниях и смело действуйте. Разве это справедливо, что лодырь и честный рабочий получают одинаковую плату? Конечно, люди, враждебно относящиеся к восстановлению народного хозяйства, будут протестовать. Но такого недовольства не следует бояться. Лучшие рабочие вас наверняка поддержат.
Бертольд Грингель вышел от коменданта ещё более встревоженным. Полковник, несомненно, прав, но легко сказать «не следует бояться»! Ого, какой шум поднимется!
Приехав на завод, он решил воспользоваться своим правом директора и, не откладывая, издать приказ о переводе предприятия на сдельную систему оплаты. Грингель уже написал проект такого приказа, с тем чтобы назавтра обнародовать его, но потом вспомнил о предложении полковника. Пожалуй, и в самом деле сначала надо посоветоваться с партийной и профсоюзной организациями.
На следующее утро секретарь заводской организации СЕПГ и профсоюзный организатор пришли к нему в кабинет. Грингель рассказал им о разговоре в комендатуре.
Секретарь парторганизации Крокман и профорганизатор Грабке согласились с директором. Они и сами видят, что дело плохо и необходимо принимать решительные меры.
— Это полковник Чайка так приказал? — всё же осведомился Грабке.
— Он ничего не приказывал. Наш завод — собственность немецкого народа. Комендант не приказывает нам, а только советует ввести сдельную оплату труда, если мы хотим выполнять план. Мне, наверно, было бы куда легче, если бы он приказывал. А я отвечаю за завод не только перед ним, но и перед нашим немецким самоуправлением. И прошу вас мне помочь.
Артур Крокман прежде всего предложил обсудить вопрос на партийном собрании. Грабке тоже обязался поговорить с рабочими.
Уже на партийном собрании Грингель понял, что его опасения были преувеличены. Почти все выступавшие высказались за нововведение. Только надо умело провести его в жизнь. Парторганизация решила взять инициативу на себя и от своего имени выступить на общем собрании рабочих с предложением о переходе на сдельно-премиальную систему оплаты. А приказ директора лучше издать потом.
На один из ближайших дней было назначено общее собрание. По заводу уже ходили самые разнообразные слухи, и кое-кто насторожился, готовясь дать отпор всем, посягнувшим на издавна установленные порядки.
Господин Кребс, в недавнем прошлом деятель социал-демократической партии, чутко прислушивался к тому, что происходило на «Мерседесе». С того времени, как партии слились, Кребс отошёл от политической деятельности, вернее сказать, сделал вид, что отошёл. В действительности же он поддерживал связь с западными «социал-демократами» и даже выполнял секретные директивы Шумахера.
Накануне общего собрания на «Мерседесе» Кребс вызвал к себе нескольких рабочих и мастеров этого завода, которые раньше были социал-демократами, а теперь считались беспартийными. На одного из них, Адама Брилле, Кребс возлагал большие надежды. Правда, Брилле в последнее время здорово трусил, но сейчас ему поручалось совсем чепуховое дело.
В крайнем случае на этого Брилле можно будет нажать. Ведь он не так давно служил в отрядах СС, наводивших порядок в оккупированных областях Франции, и его счастье, что ему удалось во-время дезертировать. Но Кребсу-то это известно, как известно и то, что Брилле выполнял поручения Бастерта. В общем, так или иначе, а Брилле должен сорвать это собрание.
И потому, когда Артур Крокман, выступая перед рабочими «Мерседеса», внёс предложение о переходе на новую систему оплаты, Брилле, не дослушав ещё до конца, закричал на весь зал:
— Эксплуататоры! Капиталисты! Империалисты! Опять хотите нашу кровь пить! Не будет этого! Никогда не будет!
Это был испытанный приём — демагогия в сочетании с истерикой. Кребс, видно, проинструктировал мастера. Как можно больше крика, но любым способом добиться, чтобы собрание отказалось обсуждать этот вопрос.
— Гитлер с нас шкуру драл! — вопил Брилле. — А теперь Грингель продался за директорский оклад и хочет драть с нас три шкуры!..
В зале поднялся шум. Грингель почувствовал, что сегодня не обойдётся без крупного скандала, и сжал кулаки, словно готовясь дать отпор.
— Нас хотят перевести на сдельную оплату! — не унимался Брилле. — А кормить как будут? По-старому? Разве так проживёшь? Мы такой работы не выдержим!
В это время в зал вошёл Макс Дальгов. Он знал, что на подобных собраниях возможны всякие осложнения, и решил помочь Крокману. Сейчас, только войдя, он сразу понял, что здесь происходит. Но лицо его выражало неподдельную радость.