Заложница в академии

Левина Ксюша

— Отец сам допустил это, — продолжает она, перестав возмущаться, снова возвращается в свой медитативный транс, будто оттуда её может вырвать только отчаянный горячий спор. — Сначала он поверил… и впустил их в наш дом. Помог им получить разрешение на въезд в страну, якобы, с научной миссией.

Рейв борется с тем, чтобы подсознание не начало поднимать пылинки, он слишком расслаблен, чтобы всё контролировать.

Девчонка не в привычных очках, ей, кажется, запретили их носить в здании академии. Он видит её. Розовое золото снова отпечаталось на сетчатке,

и самое дурное тут то, что он точно знает — его глаза её гипнотизируют. И нет бы радоваться, но Рейв напряжён, это противоестественно.

— Сначала они плакались, что умирают их дети, — она говорит это легко, не думая, что Рейв — такой же “ребёнок Ордена”. Ей не стыдно, потому что это только слова, и её саму ими истыкали вдоволь, — Папа проникся. Он предложил сделать лекарство и выслать его, но “Ордену” это не понравилось. Они стали настаивать… мол, у нас лаборатория… у нас люди… учёные, они приходили каждый день, — она замирает, широко открывает глаза и смотрит на Рейва.

Ему становится не по себе от этого взгляда.

— А потом меня у него забрали и выхода уже не оставалось, — глухо произносит она.

Забрали.

Всё верно.

Он помнит, как Брайт Масон привезли в дом Рейва Хейза с повязкой на глазах. Это случилось за восемь дней до начала учебного года. Её поймали прямо на улице Аркаима, надели серебряный браслет* и привезли в Траминер. Она была в летнем белом платье и босоножках, не по Траминерской погоде. Запястья украшали браслеты, фенечки, каменные бусины-артефакты. У неё потекла тушь и на щеках остались длинные чёрные разводы, будто шрамы. Алая помада смазалась, запачкала зубы, будто она грызла обидчиков до крови. Девчонка кричала, рычала, утверждала, что всех уничтожит, но браслет мог удержать даже сирену. Она ярилась так, что взрывались антикварные вазы, была настоящим ураганом и подбирала самые отборные словечки, какие только существовали сразу на двух языках.

Рейв стоял в темноте, на верхней ступеньке лестницы, и смотрел, как Брайт Масон пытаются усмирить. Она не могла петь. Не могла видеть. Не могла ничего сделать, чтобы себя защитить.

Она была… сгустком отчаянной дикой энергии и это впечатляло, шокировало, как первое откровение. Первый порно-журнал, первая рок-баллада, первый выход в открытое море.

Ей на шею накинули пару амулетов, сделав совершенно послушной, а через час на пороге дома появился Блэк Масон.

Он рыдал. Он согласился работать на Траминер. И понял, что условия никогда не были такими уж радужными, что всё это был с самого начала большой обман.

Если Брайт сбежит — умрёт Блэк. Если Блэк сбежит — умрёт Брайт. Если Брайт умрёт — умрёт Рейв.

Старая добрая партия, в которой нет победителей.

— Почему ты меня пощадил на “охоте”, — невпопад спрашивает она, снова покинув плен своего горячечного бреда.

Глаза ясные, бледно-розовые с золотой окантовкой. Рыжеватые тёмные брови делают лицо контрастным, ярким. Нос покраснел, как и кожа вокруг глаз. А щёки совсем бескровные.

Рейв

не может отделаться от мысли, что девчонка просто комок силы и света, это пугает. В её власти куда больше, чем он может ей позволить.

— Я не знаю, — глухо отвечает Рейв. Лгать не собирается, быть может только недоговаривать.

— Почему? — она не унимается, разворачивается к нему корпусом, тянет руку и сжимает его запястье.

Рейв с шипением отстраняется, скидывает её тонкие белые пальцы.

— Не. Знаю. Отвали. Не трогай! — он угрожает и надеется, что звучит не трусливо.

Никогда ещё он столько не “играл”. Напряжение нарастает слишком стремительно.

— Тебе противно со мной разговаривать, потому что я — сирена? Или потому что я — Иная? — она усмехается.

— Не понимаю, почему тебе не противно. Вы же святые мученики, — холодно интересуется он, кривит рот. — Вы — несчастные угнетённые! Почему бы вам всем просто не разъехаться по своим углам, раз мы такие ублюдки?

— А как быть мне? Куда ехать мне?.. Если я сбегу — его убьют. Ловушка захлопнулась, — она шипит. — Я сюда не собиралась, у меня есть родина, и я её люблю. Не променяю ни на Аркаим, ни на Траминер. Как быть мне, Хейз?

— Почему ты спрашиваешь меня? — шипит в ответ он.

Брайт просто смотрит на него не мигая.

— Ты отпустил меня… будто узнал. Ведь мой отец в твоём доме? Это был твой дом, да? Меня притащили к тебе?

Рейв невольно дёргается от жгучего чувства в груди и горле. Чувствует сухость и горечь на языке.

“Меня притащили к тебе…” — будто подарили лично ему. Перевязали бантиком и оставили под дверью, вот, мол, пользуйся!

Брайт Масон принадлежащая ему — абсурд.

— Я не обязан отвечать.

— Пожалуйста… Он там? У тебя? Ты знаешь что-то?

— О, давай без этого.

— Ты видел меня в вашем доме? — он понимает, что ей это важно, но не понимает почему.

— Какая разница?

Она снова начинает дрожать, и Рейв мысленно ревёт, потому что ощущает её растерянность, досаду, скорбь и ещё миллион тревожных чувств.

— Какая. Разница? — он напряжённо смотрит на её дрожащие пальцы.

— Быть может… — она судорожно втягивает в воздух до боли в лёгких. — Если ты пощадил меня сознательно… будет чуть легче принять эту нашу идиотскую связь. Потому что… — выдох до самого предела, так что поджимается живот. — Если со мной впредь что-то случится… ты же единственный, кто придёт на помощь.

— Не рассчитывай, — он закатывает глаза и кривится. Это отвратительно чувствовать себя связанным.

С Иной. С Сиреной.

С каких пор они не существа, а люди?

— Рассчитываю, — упрямо качает головой Брайт. — Иначе ты умрёшь, верно? Сомневаюсь, что ты этого хочешь.

— Плохо ты меня знаешь, Масон.

Он поднимается с дивана, мечтая уйти от неё подальше, и выходит за пределы облака её тепла и запаха макадамии, останавливается, потому что хочет уколоть ещё больнее до зуда в ладонях.