Заложница в академии

Левина Ксюша

… но это не делает происходящее ненастоящим…

… будущего нет…

… она так чертовски красива…

… ей больно, она всё это говорит от боли, она просто не верит в нас…

… нас — нет…

… ты её погубишь…

… она погубит тебя…

… просто

спаси её, не проси большего…

— … я просто постараюсь, чтобы ты вышла из этого живой. Ты хочешь, чтобы я держался подальше? — он ждёт и надеется на “нет”.

— Но мы… разве всё не станет только хуже и сложнее?

— Не знаю.

— Будущего нет.

— Нет.

— Мы друг друга погубим.

— Однозначно.

— Невеста…

— Да.

Это может разрушить чары…

“Но хочу ли я, чтобы они рушились?”

— Давай больше ничего друг другу не обещать? Мы, кажется, не преуспели ни в ненависти друг к другу, ни в безразличии.

— Тогда что это? — он горько усмехается, склоняет набок голову и следит за слезинкой, сорвавшейся из глаза Брайт, скатившейся по виску на подушку.

Он хочет, как обычно, себя остановить, а потом наклоняется и целует её висок, чувствуя соль на губах. И этот жест кажется правильным и до жути запретным.

— Отличный секс… бывает же, что двое друг другу хорошо подходят в постели? — она весело улыбается.

— Тогда имеет смысл сбежать, — Рейв перекатывается на спину, переплетает пальцы с Брайт и закрывает глаза. — Туда, где будут только еда и постель. И проблема решится сама собой. Можно вечно… вечно… вечно, — на каждое слово он целует её макушку. — Заниматься сексом и ни о чём не думать, раз уж мы так удачно в этом вопросе совпали.

Брайт уходит час спустя, оставив спящего Рейва, обнимающего её подушку.

Ей очень-очень хорошо, но до чёртиков горько, потому что она уже знает, что начнёт скучать, как только спрыгнет с подоконника.

Не ненависть.

Не безразличие.

Не слово на букву “л”.

Глава тридцать третья. Бал

БАЛ, — а, о бале, на балу и (устар.) на бале, мн. — ы, — ов, м. Большой танцевальный вечер.

Когда Рейв в чём-то сомневался или чего-то не знал — он шёл в библиотеку Академии. Там можно было найти ответ на действительно любой вопрос, поскольку обширнейшее собрание словарей, справочников и научных трудов соседствовало с подшивками журналов, любовных романов и самых изощрённых руководств к действию по всему подряд.

Когда у Рейва возник вполне очевидный, хоть и запоздалый вопрос, как же работают эти чары Фиама, он даже дёрнулся в сторону библиотеки, а потом кивнул собственной глупости.

Библиотека сгорела.

И книжка про чары Фиама горела самой первой. И были все основания, что он чего-то недопонял в этой теме.

— Слушай, у отца

этой книги тоже нет, — Листан лениво откидывает записку, присланную мистером Прето. — Осталась только ритуальная доска, которая к корке присобачена. Ну и текст с инструкцией.

— И что в инструкции?

— Ну ты и сам знаешь. Возьмитесь за руки, коснитесь книги, смешайте кровь.

Рейв кивает и поворачивается к зеркалу, чтобы продолжить завязывать непослушный шейный платок.

И правда, всё вышеперечисленное он и сам прекрасно знал, увы.

Рейв изучает своё отражение, заправляет волосы за уши, а потом взгляд сам перемещается на кровать. Прето развалился по покрывалу, будто это его личное спальное место, и от этого становится несколько неприятно.

Рейв всё чаще замирает как истукан перед привычным предметом мебели, молча смотрит, потом продолжает заниматься своими делами, и это странно.

Никогда он не думал о девчонке, покинувшей его спальню, дольше трёх-четырёх минут. Максимум четверть часа! А тут просто ступор из-за кровати, на которой всё случилось.

Но пугало Рейва, конечно, не это.

А то, что по ту сторону опять стало пусто! Так же как в выходные, после их морской прогулки, тишина в эфире. И главное — он проверял, работает. Он чувствовал эти её уколы в сердце, которые она назвала экстрасистолией. Но после безумной ночи в этой самой спальне, не стало и уколов.

Минувшим вечером, проверки ради, Рейв не выпил сразу лекарство и дал себе три минуты наедине с болью — тут же примчалась записка. Бумажная птичка-оригами влетела прямо в окно:

“Или выпей лекарство, или отзовись, если в беде.”

Она его чувствовала! А он её — нет.

Логично предположить, что он просто влюбился безответно, но всё окончательно запуталось, когда той же ночью вдруг ощутил невероятную эйфорию, ни с чем не сравнимую. И знакомую по ночи в лодке — Брайт обратилась птицей.

Сейчас, в совершенном спокойствии, без серебряных браслетов или ослепляющего возбуждения, Рейв в полной мере ощутил, что это за чувство, когда Сирена оказывается в своей стихии.

Возникла просто маниакальная мысль, что Брайт прилетит, Рейв проторчал больше часа у окна, высматривая её в небе, а потом ещё час сидел, пил кофе и пытался найти хоть что-то про чары Фиама.

Он был уверен, что их снимает влюблённость!

Но из-за чего связь может стать такой половинчатой?

— О чём задумался? — задумчиво мурлычет Листан.

Он включил приёмник и теперь водит в воздухе носком туфли, иногда подпевает исполнителю.

— О невесте? — просто добивает он.

Рейв хочет сказать “Да!”, но почему-то чувствует себя изменщиком и молчит.

— Ты стал каким-то странным… И твой отец ведёт себя странно… — Прето облокачивается на кровать и щурится.

Рейв смотрит ему в глаза через отражение, долго и пристально, так что может дать руку на отсечение — щёки друга покрывает румянец. Потом медленно качает головой.