Заложник №1

Альбертацци Ральф

– Вижу, что ты ничего не понял. Прекрати нести чепуху, которую ты заготовил для нас, и говори только правду. – Вертер предостерегающе поднял руку, не дав Рашиду ответить. – Довольно, – вдруг крикнул он так, что Рашид подпрыгнул. – Я знаю, что ты лжешь. Неужели у тебя в голове не хватает мозгов, чтобы понять, откуда я это знаю? – Вертер помолчал несколько секунд и продолжил тихим голосом, а Рашид мучительно пытался понять его слова. – Мне известна часть этой истории, но это совсем не то, что ты говоришь.

Вертер дал время Рашиду переварить сказанное, встал, повернулся спиной к допрашиваемому и отошел в глубь кабинета.

– Ладно,

черт с тобой. Сомневаюсь, что ты знаешь больше нашего, так что я зря теряю с тобой время. Мы знаем, что ты лжешь, у нас есть доказательства, что этот трюк подстроил не какой-то там чертов араб, рассказавший тебе сказку о съемках кино. Ладно, черт с ним. У меня уже есть подписанное постановление о твоей депортации. – Вертер резко обернулся, вытащил из кармана пиджака несколько листков бумаги и разложил их на столе. – Черт с тобой. Завтра ты уже будешь в Ливане, и катись отсюда.

– Моя семья…

– Плевать мне на твою семью. К ней у меня претензий нет, и она может оставаться в Америке. Из Ливана можешь написать им и рассказать, что с тобой случилось.

– Вы не можете…

– Могу и сделаю это. У меня больше нет на тебя времени. – Вертер повернулся и направился к двери, Мельник встал и последовал за ним.

Рашид молча смотрел им вслед, но, когда дверь открылась, он крикнул:

– Подождите, я расскажу вам…

Вертер обернулся и уставил указательный палец на Рашида.

– У меня больше нет времени возиться с тобой! Это ты понимаешь? Часть твоей истории я знаю – это чепуха, но, возможно, что я знаю все, и если услышу от тебя еще хоть одно слово лжи, то в двадцать четыре часа твоя задница окажется в Ливане. Вы поняли меня, мистер?

Рашид кивнул и сразу начал говорить:

– Я сказал вам правду, клянусь, – начал он, но, заметив, что Вертер снова поворачивается к двери, закричал: – Кроме одной вещи!

Вертер остановился и стал ждать, глядя на дверь.

– Может быть, двух вещей, – добавил Рашид. – Он действительно сказал мне, что снимается кино, но я ему не поверил. Он говорил об этом с улыбкой, понимаете? Сказал, что нужно будет говорить, когда вы меня арестуете, а так как вы все равно не сможете ничего доказать, то будете вынуждены отпустить меня. Но клянусь вам, я действительно не знал, в чем дело. Я до сих пор ничего не знаю!

Несколько секунд стояла тишина, потом Вертер сказал:

– Ты говорил о двух вещах.

– Да, хорошо… – Рашид помолчал некоторое время. – Это был не араб, он сказал, что я должен буду говорить так в случае ареста, потому что это будет звучать более правдоподобно. Но он был американцем.

– Как его звали?

– Даллас.

Мельник и Вертер обменялись взглядами, а Рашид добавил:

– Это было ненастоящее имя, но он сказал, что мне следует называть его именно так. Настоящего имени я не знаю.

– Опиши его, – сказал Вертер.

– Крупный мужчина, – начал Рашид, решив рассказывать всю правду. – Повыше меня, примерно с вас ростом, – он указал на Мельника, – но крупнее, сильнее…

23

Обучение Мохаммеда полетам на «Пантере» проходило довольно легко. Метод, который применял для этого Харди, представлял собой стандартную технику обучения военных летчиков полетам на любых новых одноместных истребителях. Сначала летчика усаживали в комфортабельное кресло и вручали ему полетную инструкцию, а через несколько часов проверяли,

как он ее усвоил. Потом летчика сажали в кабину, а инструктор стоял на коленях на крыле и объяснял назначение приборов и рычагов. Потом летчика на несколько часов оставляли одного в кабине, а по возвращении инструктор завязывал ему глаза и называл рычаги управления и приборы, до которых летчик должен был дотрагиваться вслепую. Затем следовали упражнения по отпиранию фонаря кабины в случае пожара и рулежке по взлетной полосе. Потом инструктор объяснял все полетные премудрости: как самолет набирает высоту, как он может перевернуться при слишком крутом вираже и врезаться в землю, прежде чем летчик поймет, что произошло.

Но, конечно, к этому моменту летчик уже просто согласно кивал, но не слушал наставлений инструктора, и инструктор понимал это. Ведь летчик был истребителем, и в руках у него была новая игрушка, так что все, о чем он мечтал в этот момент, так это чтобы инструктор пошел к черту со своими наставлениями, а он поднял бы машину в воздух и полетел.

Харди стоял и наблюдал, как «Пантера» набирала высоту, и дергал плечами и телом, как бы помогая летчику. Когда самолет исчез из виду, Харди вернулся в ангар. Фредди в своей коляске сидел у входа, Харди опустился рядом с ним на землю, и так они сидели молча, закрыв глаза и подставив лица солнцу.

Спустя двадцать минут они услышали отдаленный рев истребителя и, одновременно открыв глаза, стали всматриваться в небо над аэродромом. Харди первым заметил самолет и указал на него другу. Истребитель казался точкой в ярко-синем небе. Рев исходящих газов оглушил их, когда истребитель пронесся прямо над ними. Потом истребитель перевернулся вверх шасси, завис на какое-то мгновение в воздухе и вертикально спикировал вниз со скоростью, приближающейся к скорости звука. Фредди приподнялся на руках и разразился проклятьями, наблюдая, как падал самолет, медленно вращаясь вокруг оси. Впечатление было такое, что истребитель вот-вот разобьется, но нос машины поднялся, и она вышла из пике над краем аэродрома, промчавшись прямо над ангаром, а звук тянулся за ней, словно тигриный хвост. Истребитель снова взмыл вверх и спикировал теперь уже прямо на ангар.

В самый последний момент он вышел из пике и пронесся над крышей ангара буквально в нескольких дюймах, так что затряслись стены здания.

– Идиот чертов, – выругался Фредди.

– Он летчик-истребитель, – улыбнулся Харди. – Такой нам подойдет.

Обучать Асри больше уже было нечему, он просто совершал тренировочные полеты, ближе знакомясь с машиной и окружающей местностью. Поэтому Харди обрадовался, когда получил весточку из Филадельфии. Человек сообщал, что подобрал все, что хотел Харди, и Джи вылетел в Филадельфию.

Различные категории людей по-разному представляли себе Альфредо Сан-Медро. Для отца он был честным и послушным сыном, для окрестных мальчишек в Северной Филадельфии он представлял собой настоящий образец того, как избежать нищеты гетто и чувствовать себя настоящим мужчиной в этом жестоком бесчестном мире. Местным девственницам он представлялся воплощением сильного, загадочного парня, а для молодых женщин он был грубым, бессердечным, деспотичным сукиным сыном. Для местных мафиози он был солдатом, достаточно честным, достаточно сильным, достаточно амбициозным. У него ничего не было слишком, всего было только достаточно.