Заложник любви
Шрифт:
– Это за что же? – спросил Морис.
– Ты забываешь о том, что все они молодые женщины и у них имеются чисто физиологические потребности. Возможности же удовлетворить эту потребность они начисто лишены.
– Тут вы, пожалуй, правы, – без особой уверенности проговорил он, – но ведь далеко не все женщины обладают повышенной потребностью в сексе.
– Даже если их сексуальность не превышает норму, хотя кто ее устанавливал? Все равно мужчина требуется женщине для здоровья! – отрезала она.
Морис
Бросив на него насмешливый взгляд, она сказала:
– Ладно, перейдем от секса к социализации.
– Что вы имеете в виду? – спросил он, ожидая подвоха.
– Ничего особенного, – пожала она плечами. – Просто женщины в большинстве своем предпочитают состоять в браке. Жены же Свиридова не просто разведены, а имеют неофициальный статус соломенных вдов!
– И вы думаете, что они решили стать вдовами не соломенными, а подлинными? – не выдержав, усмехнулся он.
– Почему бы и нет? – пожала плечам Мирослава. – Теперь-то получилось все как бы по-честному.
– Честным вы называете убийство? – голос Миндаугаса прозвучал недоверчиво.
– Нет! Честным я считаю то, что теперь они не только разведены официально, но и свободны от его притязаний.
– И подачек, – напомнил он.
– Угу, – кивнула Мирослава, – теперь каждая из них получит солидный куш!
– То есть? Разве все достанется не его последней жене?
– Тоже мне юрист, – хмыкнула она. – Наследниками кроме жены Лии станут все дети Свиридова. А их матери, то есть все его бывшие жены, станут опекунами своих несовершеннолетних детей и таким образом дотянутся до денег Свиридова.
– Вы все это так живописуете, что у меня начинает складываться уверенность, что к убийству Леонтия причастны все его жены. Но в реальности это невозможно!
Мирослава весело рассмеялась и сказала:
– В таком случае перейдем к партнеру отца Леонтия, Всеволоду Анатольевичу Крутову.
– Его вы тоже подозреваете?
– А почему нет? – сделала вид, что удивилась, Мирослава.
– Зачем ему убивать сына своего бывшего партнера? Насколько я понял, Леонтий продал ему долю отца и в дела фирмы не лез.
– Так-то оно так, – согласилась Мирослава. – Но, как сообщила нам Аграфена Тихоновна, Всеволод Анатольевич до сих пор не расплатился с Леонтием полностью.
– Ну и что? Это не повод для убийства.
– Отчего же? Очень даже весомый повод. Можно допустить, что Крутов не захотел отдавать Леонтию оставшуюся сумму задолженности. К тому же, вне сомнения, у Крутова есть свои собственные дети. Скорее всего, они усердно трудятся наравне с отцом. Поэтому бизнесмен, имеющий за плечами девяностые годы, мог не увидеть ничего плохого в избавлении от трутня.
– Да, я наслышан о том, что рабочие пчелы выпихивают осенью трутней из гнезда и оставляют умирать от холода и голода. Но люди все-таки не пчелы.
– Солнышко, – вздохнула Мирослава, – ты упустил из вида одну вещь.
– Какую же? – не понял он.
– Люди хоть и являются существами разумными, по мнению ученых, на самом деле их поступки нередко намного безнравственнее и безжалостнее, чем поступки каких-то там пчел.
– Вот так наслушаешься вас, – проворчал Морис, – и начнешь жалеть, что не родился пчелой.
– В смысле трутнем? – расхохоталась она.
– Рабочей пчелой! Хотя вы меня используете подчас как рабочую лошадь!
– Если только подчас, – заметила она, – то ничего страшного с тобой не случится.
– Ладно, – махнул он рукой, – вам слово, а вы в ответ десять. Надеюсь, что список подозреваемых в убийстве Свиридова у вас закончился.
– Зря надеешься!
– Кого же вы еще записали в подозреваемые? Надеюсь, не Лутковскую? – он сделал круглые глаза.
– Аграфене Тихоновне, пожалуй, невыгодно убивать своего воспитанника, – согласилась Мирослава. – Если, конечно, он не оставил ей все свое имущество.
– Она не может знать содержания его завещания и уж точно бы, будь она убийцей, с радостью ухватилась бы за версию следователя и поклонилась бы Наполеонову в ножки за закрытие дела.
– Ага. Уговорил, Аграфену Тихоновну не подозреваем.
– Значит, все?
– Нет! Есть еще няня Кирюши, сына Леонтия от Лии, Фаина Ермолаева.
– Няня-то тут с какого бока? – искренне удивился Миндаугас.
– Она могла влюбиться в него! Он, предположим, ее отверг! И вот результат!
Морис сделал вид, что вытирает пот со лба.
– С вами не соскучишься! Нет, я понимаю, если бы Леонтий соблазнил няню своего сына и выставил ее за порог! Тогда была бы какая-никакая причина. А так! Если бы со мной захотели расправиться все девушки, которых я отверг! – вырвалось у него.
Он тут же опомнился и оборвал фразу. Но сказанного было достаточно для появления на губах Мирославы иронической улыбки.
– С тобой все понятно, – проговорила она, не сводя с него насмешливых глаз. – Но в случае с любвеобильным, но не лишенным причудливого благородства Леонтием подходит именно отвержение, а не соблазнение!
– Это еще почему?
– Потому, что он женился на всех своих пассиях!
– Ах, да! – Морис хлопнул себя по лбу и спросил: – Теперь все?
– Нет! У Леонтия был друг Василий Сергеевич Кармазин. Я предполагаю, что Леонтий продолжал общаться с ним, хотя, скорее всего, не так часто, как в юности.
– И что? У друга тоже имелся зуб на Леонтия? – спросил Морис, не скрывая иронии.
– Этого я не знаю, – ответила Мирослава. – Но поговорить с ним не мешает.
– Теперь, насколько я понимаю, список подозреваемых исчерпан.