Заложник
Шрифт:
– Просто возьми ее, - прежде чем она успевает возразить, я хватаю ее руку.
Ее кожа мягкая и нежная, в отличие от моих рук, которые покрыты мозолями после охоты. Я скрещиваю ее пальцы с моими и слегка сжимаю их, пока мы идем дальше. Мое сердце делает легкий скачок. Когда мы приближаемся к Мод, я замечаю, как она задерживает взгляд на наших переплетенных руках, и бросаю ей коварную улыбку, проходя мимо.
Глава 6
Следующая неделя пролетает незаметно. Утром я охочусь, а после обеда на пустом поле показываю
Несмотря на то, что я счастлив так много времени проводить с Эммой, меня все еще преследуют слова моей матери из того письма. Я переворачиваю в доме все вверх дном в поисках каких-либо следов. Я перечитываю дневник Блейна вдоль и поперек, но это не приносит никаких результатов. Я пытаюсь, но не могу забыть о письме. Я хочу знать, что скрывали мама и Блейн. Я как воздух желаю знать правду. Все это подсознательно терзает меня.
В один из жарких дней с застойным и влажным воздухом я понимаю, что в это время Эмма сможет попасть в цель. Стрелять в чистое поле легко и удобно, но видеть определенную цель намного интереснее.
Мы идем мимо полей и лугов в восточную часть города, наше обычное место для упражнений. Я ставлю простой круг с мишенью и протягиваю Эмме несколько стрел и мой детский лук. Я давно из него вырос, но он хорошо подходит для ее сложения. Вешая колчан за спину, я слышу шорох, с которым стрела ударяется в траву. Я смотрю на Эмму и вижу разочарованное лицо.
– Ты слишком торопишься, - говорю я ей. Стрела врезалась в траву рядом с мишенью. Она хмурится.
– Когда мы просто стреляли, и я не должна была выбирать цель, это казалось таким простым.
– Без ограничений все проще. Выпрями руку параллельно земле, когда ты натягиваешь тетиву. Думай о том, как держишь лук.
Я показываю ей на моем луке, как это должно быть. Она пробует по-вторить за мной и терпит неудачу. Я сдерживаю улыбку.
– Давай покажу тебе, - я встаю позади нее, кладу руку на ту ее руку, что держит лук, а другой обхватываю ее так, чтобы взяться за тетиву.
– Теперь сосредоточься, - говорю я.
– Ничего не существует, кроме цели.
Я опускаю руки и отхожу от нее. Она пускает стрелу и на этот раз попадает в цель. Она не попала в красный круг, но главное - стрела достигла цели. Она подпрыгивает от возбуждения и поворачивается ко мне.
– Ты видел?
– Конечно. Я же стою здесь.
Она вкладывает следующую стрелу и целится снова. Я замечаю, как напрягаются ее мускулы, когда она берет на мушку цель, как загораются ее глаза. Я спрашиваю себя, почему она еще не заметила, как я на нее смотрю, ни разу, с тех пор как мы начали проводить время вместе.
Эмма отпускает тетиву. На этот раз получается гораздо лучше, от середины мишени ее отделяет только один круг. С триумфальным криком она бросается мне на шею и обнимает меня. Я удивлен. Она такая маленькая в моих руках, несмотря на то, что она совершенно не кажется маленькой.
– Думаю, у тебя талант, - говорю я ей.
– А я думаю, что ты хороший учитель.
– Нет, я настаиваю. Через теорию и правильную стойку приходит лишь малая доля умения. Остаток идет изнутри, или ты так не думаешь?
Она идет к мишени, вытаскивает стрелы и вставляет их обратно в колчан.
– Давай постреляем на спор, - бросает она.
– Ты, правда, думаешь, что ты сможешь победить меня после того, как дважды попала в цель?
– спрашиваю я скептически.
– Ах, да ладно. Это же только игра. Кроме того, ты бросил мне вызов на озере, не отказывайся.
Я ухмыляюсь.
– Прекрасно, как хочешь, я тебя предупреждал.
И мы начинаем игру: пускаем по три стрелы с тридцати шагов, затем три с пятидесяти, и наконец, один раз с семидесяти. На тридцати шагах Эмма стреляет великолепно, но на пятидесяти ее стрелы начинают отдаляться от цели. С более дальнего расстояния она промазывает полностью, и все три стрелы приземляются на землю рядом с целью. Мои выстрелы гораздо лучше, хотя я и не стараюсь. Мы собираем наши стрелы и садимся на траву. Пот выступает на наших лицах.
– Ладно, ты был прав, - подтверждает Эмма.
– В стрельбе ты полностью ме-ня обскакал.
– Я же говорил тебе, - я глотаю воды из фляжки и протягиваю ее Эмме, замечая, как капли пота катятся по ее шее и ключицам, исчезая в вырезе рубашки.
– Если я что-то тебе расскажу, обещаешь никому не говорить?
– спрашивает она и возвращает мне воду обратно.
– Конечно.
Для нее я сделаю все.
– Ты уже читал свитки из библиотеки, в которых написано, как все здесь началось?
– История Клейсута? Да, я прочитал ее.
– Тебе не кажется она странной?
– В каком смысле?
– Во-первых, их воспоминания после первого шторма, когда Клейсут был разрушен, были с такими пробелами. Многие помнили, например, как работать в поле, но забыли имена своих соседей, и их собственный город и все, что они делали до того, как пришел шторм. Как такое могло случиться? И где были их родители? В рукописях нет ничего о том, что они должны были хоронить мертвых, и если взрослые не погибли во время шторма, тогда это значит, что их не было там, когда он начался.
– Ты думаешь, что родители были где-то в другом месте?
– спрашиваю я.
Заявление поставило меня в тупик.
– Возможно? Я не знаю. Здравый рассудок подсказывает мне, что дети были рождены в Клейсуте матерями, которые должны были здесь жить, так как никто не пережил попытку перебраться через Стену. Но при этом это кажется невероятным, что все матери погибли во время шторма, который пережили маленькие дети.
О таком я еще никогда не думал, но она могла быть права.
– Это невероятно, - повторяю я ее слова.
– Но возможно.