Заложник
Шрифт:
Когда кувшины, наконец, убраны как хочет Эмма, она идет ко мне, сидящему на кровати. У нее родинка на правой скуле, которая похожа на скатывающуюся с лица слезинку.
– Я не должна тебе помогать после того, что ты сделал с Челси, - голос Эм-мы мягкий, нежный и спокойный, как первый снег зимой.
– Она это заслужила, - отвечаю я категорично.
– Тебе повезло. Я считаю, что все покалеченные существа заслуживают по-мощи, - она удивленно наклоняет голову набок и смотрит на меня как на дикое животное. Я знаю, о чем она думает. Это всегда одно и то же: как это возможно, что я так похож на Блейна и настолько
Она прикасается к моему лицу и осматривает подбородок. Рана болит, но я сосредоточиваюсь на ее прикосновениях, на ощущении ее пальцев на моей коже. Когда Эмма удовлетворена осмотром, она поворачивается ко мне спиной и начинает смешивать что-то в миске. Я присматриваюсь к тому, как она размалывает смесь, как напрягаются мышцы на ее руке. Она заканчивает работу, вытирает руки об фартук и снова поворачивается ко мне.
– Одной полной ложки должно хватить, - говорит она и протягивает мне миску, в которой находится мое лекарство.
– Намажь внутреннюю сторону рта возле раны. Оно подействует как анестезия, и я смогу зашить рану.
Я беру немного кашицы на палец и использую по всем инструкциям Эммы. Почти сразу боль уходит.
– И еще прими это, - приказывает она, протягивая мне порцию еще чего-то незнакомого. Я все равно проглатываю это.
– Ты должен спокойно сидеть, и это поможет тебе заснуть.
Эмма подготавливает иглу, когда в больницу заходит ее мать.
– Как все прошло?
– спрашивает Эмма.
– Ребенок не смог справиться с этим, - объясняет Картер, ставя свою сумку, и приводит волосы в порядок, поднимая их наверх. Ее волосы такие же, как у Эммы, светло-коричневые, как шерсть олененка, и своевольно лежат строптивыми локонами.
– Он умер при родах. Возможно, так даже и лучше. Это был мальчик.
Новость, кажется, огорчает Эмму.
– А как мать?
– С Лаурой все в порядке, - я знаю, что эта девушка близкая подруга Эммы. Я видел, как они шептались и смеялись на рынке, когда обменивали свой товар.
Эмма облегченно вздыхает, но по ее щеке бежит одинокая слеза. Движением руки она вытирает ее и возвращает все свое внимание назад к иголке.
– Откинься назад, - говорит она, и я слушаюсь. Я чувствую странную лег-кость в голове, и Эмма, которая наклоняется ко мне, чтобы еще раз прове-рить рану, сверкает как роса на траве в утреннем солнце. Она говорит, что мне нужно расслабиться, но я не могу ничего делать, кроме как смотреть в ее карие глаза, и просто говорю дальше.
– Хочешь пойти куда-нибудь?
– спрашиваю я ее.
– Пойти?
– ее выражение лица выражает смесь шока и возмущения.
– Да, например, пойти в трактир или погулять. Мне все равно.
– Моя лучшая подруга потеряла ребенка, ты почти потерял своего брата, и тебе ничего больше не пришло в голову, как пригласить меня в трактир?
– то, как она это преподносит, звучит и впрямь ужасно.
– Ты совершенно не похож на него, ты знаешь об этом?
– добавляет она.
– Может, вы и выглядите одинаково, но вы очень-очень разные.
Ее слова ранят меня, но она права.
– Это не так ужасно, Эмма, дорогая, - Картер появилась у двери.
– Люди должны отличаться друг от друга.
Я не знаю, почему Картер защищает меня. Возможно, она не может перестать заботиться обо мне, хотя я уже много лет не нуждаюсь в ее уходе. Или это оттого, что она
– Они назначили тебя? Совет?
– спрашивает Эмма.
– Ты должен быть со мной, верно?
– она прожигает меня взглядом.
– Нет, - сознаюсь я.
– Совсем нет. Никто мне не приказывал. Они оставили меня в покое из-за Блейна и Похищения. Я могу неделю ни с кем не встре-чаться. Я сомневаюсь, что следующую пару недель пойду с кем-нибудь.
Мои глаза закрываются. Я хочу спать, но борюсь со сном. У Эммы сердитое лицо.
– Тогда я должна чувствовать себя польщенной, потому что это настоящее приглашение? Радоваться тому, что ты по собственному желанию хочешь ухаживать за мной, а не потому, что Совет приказывает тебе?
Она хмурится и упирает руки в бедра. Я еще никогда не видел ее такой злой.
– Просто забудь это, Эмма. О’К? Я только спросил. Никто не заставляет тебя что-то делать.
Я обессилено оседаю в кровати. Медицина победила. Эмма нагибается ко мне, большие глаза смотрят на мой подбородок. Игла сшивает мою кожу, но я не чувствую боли. Она просто сшивает меня, как лоскутное одеяло. Затем вокруг меня наступает темнота, и я засыпаю.
Глава 3
Когда я очнулся, чувствую себя как в тумане. Прикасаюсь к подбородку и понимаю, что моя кожа сшита отличными стежками. В больнице никого нет, кроме Эммы, которая при свете свечи рвет старые тряпки на бинты. Я проспал всю вторую половину дня и ужин. В панике сажусь прямо.
– Я пропустил это?
Эмма вздрагивает.
– Ты до смерти меня напугал, Грей, - говорит она, прижимая руку к груди.
– Я пропустил это?
– спросил я еще раз.
– Церемонию Блейна? Похищение? Оно уже прошло?
– Нет, все еще в разгаре. Но тебе нужен был покой. Я предполагаю, что ты получил инфекцию, поэтому после обработки мы оставили тебя спать. Они начали без тебя.
– Сейчас мне намного лучше, - говорю я и опускаю ноги с кровати. Я про-бую встать, но все плывет перед глазами. Мгновение, и Эмма стоит рядом со мной, кладет одну руку мне на плечо, а свободной рукой поддерживает меня. Рядом с ней я сразу чувствую себя сильным.
– Мне нужно идти, Эмма, - говорю я и поворачиваюсь к ней. Она стоит ря-дом со мной, и ее ресницы касаются моего подбородка.
– Пожалуйста. Ты поможешь мне добраться туда?
Она молчит и затем едва заметно поднимает брови, удивленная моим желанием участвовать в церемонии. Конечно, я должен быть там. Это по-следний раз, самый последний раз перед окончательным расставанием. Эмма ждет, пока я смогу восстановить равновесие, и затем выводит меня из здания.
На улице темно, уже поздно. Еще минута до дня рождения Блейна. В свете луны я узнаю школу перед нами. Это здание не очень походит на школу, оно совсем небольшое, с тремя комнатами. Раньше я проводил там всю первую половину дня, писал чернилами на пергаменте, читал свитки и сидел за пультом, который шатался, если на него нажать справа. Мой почерк всегда выглядел неряшливым. Из-за этого я получал плохие отметки за письмо, особенно по сравнению с Блейном. Но какое это имеет значение? Красивый почерк не спасает от Похищения.