Заложник
Шрифт:
— Любопытная исповедь… Но я где-то слышала, что если очень хочется или, как ты заметил, чрезвычайно, то ведь можно, не так ли?
— Они подобны влажному хрусталю — такие ясные и зыбкие глаза твои!..
— Это стихи?
— Нет, это впечатление от вашего взгляда, Лерочка.
— Да? А мне показалось, что мы уже на «ты»? Вечно я тороплюсь… Вам левый бок, простите, не жжет?
Турецкий посмотрел налево, увидел напряженный взгляд Олечки, взял ее руку, легонько поцеловал самые кончики пальцев, отпустил и повернулся к хозяйке:
— Пожалуйста, напоминайте мне время от времени о моих мужских обязанностях за столом, а то я вовсе потеряю голову.
— Ска-ажите, какие мы!.. — кокетливо протянула Валерия. — Ну, а как же насчет «ты»?
— По большому счету, требуется сначала выпить на брудершафт. Поцеловаться. Но такой шаг с моей стороны будет определенно расценен как наглая фамильярность. А мне не хотелось бы ставить… тебя в двусмысленное положение.
— Молодец, хорошо придумал. Продолжай в том же духе и обязательно добьешься удачи. Впрочем, вероятно, тебе уже не привыкать, да? Ты всегда добиваешься того, чего желаешь?
— Если бы в качестве почетного приза за удачу оказалась ты, я бы ни за что не отказался от участия в гонках. Но…
— А что тебя в данном случае не устраивает?
— Твой сосед справа, который подчеркивает нашу с ним старую дружбу при всяком удобном случае. И я совсем не возражаю, напротив, мне приятно находиться в вашей компании вот так, в застолье. О большем пока ничего сказать не могу, поскольку не готов принимать какие бы то ни было кардинальные решения. И потом, Лерочка, не будем забывать, что я — государев человек, что уже само по себе налагает определенные, довольно жесткие обязанности. Поболтать, потрепаться — одно, а вот крутые решения — совсем другое. Как бы мне не разочаровать твоего мужа…
— У меня потом будет к тебе один вопрос… Нет, не сейчас, — добавила она, заметив его нетерпеливое движение. — Я хотела сказать, что у тебя очень милая жена. Она умная женщина.
— В каком смысле?
— В том самом, в котором должна быть умной жена такого человека, как ты.
— Ты, вероятно, подразумеваешь мой образ жизни?
— Вера все сделала, что требовалось? — ушла она от ответа, но так, что он был уже и не нужен.
— Ах, ты вон о чем? Да, она прекрасная массажистка.
— И только? — Лукавая улыбка скользнула по ее губам. — Тебе, вероятно, предварительно достаточно популярно объяснили, что стесняться не следует? Главное, чтоб пошло на пользу, верно?
— Если рассуждать только о пользе, можно ведь очень далеко зайти…
— А кто мешает?
Она с напряженной теперь усмешкой положила ладонь на руку Александра, чуть сжала пальцами, будто скрепляя тайный договор, а потом незаметно и как бы нечаянно скинула ее со стола, да так неловко, что рука Турецкого совершенно непроизвольно оказалась на колене Валерии. Он хотел извиниться, но женщина неожиданно ловко закинула ногу на ногу и поймала его будто в капкан. Продолжая мило и непосредственно улыбаться и глядя в сторону, она вцепилась в его запястье и медленно, с нарастающим вожделением, потянула его ладонь по своему обнаженному бедру, по горячей и бархатной коже.
Турецкий вспомнил, что, когда садились за стол, невольно обратил внимание на необычное платье Леры. Оно было сделано из широких и длинных, пестрых, азиатской расцветки, лент, при ходьбе весьма смело и заманчиво открывавших загорелые и, оказывается, идеальные в сексуальном плане ноги хозяйки. А когда она садилась и он помогал ей придвинуть стул ближе к столу, ну, тут можно сказать, вообще наступил момент полного отпада. Ее появление в таком виде было тем более неожиданным, что до этого Александр Борисович видел Валерию все время озабоченной, даже хмурой и, безусловно, чем-то недовольной. Это отметил, кстати, и ее супруг. А неброское длинное домашнее платье делало ее старше своих лет, что Валерии вовсе не шло. В таком же обличье сердитой буки она отправилась вместе с Ириной и Ольгой купаться в аквапарк. Но теперь-то совсем другое дело! Серая гусеница волшебным образом обернулась восхитительной бабочкой! Конечно, она тоже не могла не увидеть засиявших от восхищения глаз гостя. И как же, интересно, реагирует женщина, когда заметит подобное? А вот так и реагирует… Так что пожинай, Турецкий, плоды собственного недомыслия.
— Ну, девки, — пробормотал сквозь зубы Турецкий, чтоб услышала одна Валерия, — да вы тут, похоже, совсем уже осатанели… вас лечить надо… срочно… — И он стиснул пальцами то, на чем остановилась рука.
Эта чертовка вздрогнула, изогнулась, снова вскинув обе руки к прическе, — для того, наверное, чтобы скрыть свое смятение. И это позволило Турецкому спокойно вынуть руку из-под стола. Даже почесать указательным пальцем кончик носа.
— Опасный, между прочим, эксперимент, — с улыбкой, негромко произнес он, прикрывая рот ладонью.
— Да? Ну, извини, — почти выдохнула она. — У нас тут если и есть врачи, то они способны облегчить разве что страдания мужиков.
— Ты красивая, вероятно, поэтому и нет нужды заниматься опасными поисками. Помнишь, кажется, в «Коньке-горбунке»: ты свистни, себя не заставлю я ждать, так?
Она посмотрела ему в глаза пристально, подмигнула и сказала, словно с укором:
— Обязательно надо свистнуть? А так уже и непонятно? — и, вдруг наклонившись ближе, произнесла почти зловещим шепотом: — Я тебе эту Верку еще хорошо припомню… Массаж ему… Ты и понятия, вижу, не имеешь, что такое настоящий массаж, мальчик…
Турецкий почувствовал, что неудержимо краснеет, и громко засмеялся, закрыв лицо ладонями, чем, естественно, сразу обратил на себя внимание. Продолжая смеяться, сказал Валерии:
— Нет, ну так рассказывать я, пожалуй, никогда не научусь! Ай, умница!
— Что? Что? — раздались голоса. — О чем у вас речь?
— Чудный анекдот!
— Расскажите и нам, Лера! Ну, пожалуйста!
— Старик, что ты сделал с моей женой? — воскликнул и Игорь. — Кажется, ты вернул ее к жизни! Она смеется! И даже анекдоты рассказывает?! А с утра была мрачнее тучи! Ты у нас волшебник, старик!
Валерия действительно смеялась, закрыв лицо руками, подобно Турецкому. Отмахнулась от слишком настырных приставал.
— Потом расскажу…
Всем было отчего-то весело. Но только один взгляд смутил Александра Борисовича — взгляд его собственной супруги. В глазах Ирины Генриховны любой проницательный человек определенно прочитал бы жгучую иронию. Но таковых в данный момент рядом не было, что Турецкого отчасти и обрадовало. А тут за столом возникло решительное шевеление, народ стал подниматься, чтобы сделать, как говорится, «перерывчик небольшой», немного размять ноги, покурить, хотя никто себе не отказывал в этом удовольствии и за столом. Словом, щекотливая ситуация как-то развеялась сама собой.