Заметки на полях
Шрифт:
— Во мелет! — восхитился Цыган. — Надо его с собой на стрелки брать, да, Рыба? Залечит так, что даже п**дить никого не придётся.
И вот так вот, под дружеское ржание, наша маленькая компания добралась до места.
— Тут стопари, — скомандовал я, увидев одноэтажное здание с зарешёченными окнами. — Дырки для глаз в шапках у всех есть, или мне чулки снимать?
— Чё мы тут делать-то будем? — спросил Цыган.
— Воровать, — пояснил я. — Перед нами загадка мироздания. Полузаброшенный завод. Как мы можем видеть, он тщательно укрыт за бетонным забором
— Чермет? — разочарованно переспросил Цыган.
— Много, — сместил я акценты. — А пункт приёма метрах в пятиста.
— Но там же решётки, — подал голос Гоша.
— Бинго, Шерлок. Именно поэтому мы взяли с собой сразу две ножовки. — Я поднял одну ножовку с пола, потрогал полотно. Новёхонькое.
— Херня какая-то, — проворчал Цыган. — Ну-ка подожди.
Он выбрался из «Нивы», вразвалочку подошёл к зданию и заглянул внутрь. Перешёл к следующему окну, покрутил головой.
— А почём сейчас чермет берут? — спросил Рыбин.
— Без понятия, — отозвался я. — Но по пятисотке реально должны срубить, насколько я помню. А то и больше.
В будущем пятисотка — это вообще не деньги. Так, бумажный самолётик скрутить от скуки, или в сортире подтереться — по настроению. Но в начале двухтысячных, да в нашем возрасте даже сто рублей — уже весьма серьёзная сумма. То есть, у меня есть все шансы буквально разбогатеть на некоторое время. Плюс ещё бутылки дома — тоже деньги. Не знаю даже, на что они мне, но пусть лучше будут, раз так сложилось.
— Ничё так, — сказал Цыган, вернувшись в машину, и с уважением посмотрел на меня. — Ну давайте.
— Чего давайте? — переспросил я.
— Ну, иди, пили!
— Хренасе — я иди! Ты на меня посмотри, блин. Ручки тоненькие, сам худенький, в чём душа держится — непонятно. А ты вон какой бугай здоровый.
— Ты не базарь, слышь! — тут же начал пухнуть Цыган. — Я за тачку отвечаю.
— Угу, чтобы чуть чего — по газам и нас тут бросить, — кивнул я.
— Чё сказал?!
— Да я вообще молчал. Ладно, пацаны. Пошли.
Я взял одну ножовку, другую протянул Рыбину. Он выбрался наружу, матюгнулся, ступив в заросшую травой канаву. Отогнул кресло.
Первым вылез Гоша. Весь какой-то маленький, зашуганный, аж слеза наворачивается. Я покинул корабль последним, не считая капитана. Встал посередине, между двумя товарищами по оружию.
— Запомните две вещи, пацаны, — сказал я. — Во-первых, мы делаем это не ради любви, а ради денег. А во-вторых, за всё, что мы сделаем, отвечать будем тоже вместе.
Первыми пилили мы с Рыбой. Я взял прут пониже, он — повыше. Прутья солнечными лучиками расходились от угла окна, поэтому было не слишком удобно. Но потом Рыбин додумался влезть ногами на подоконник, и дело пошло.
— Чё его раньше никто не обнёс? — пропыхтел он, стараясь.
— Бывает и такое, — в тон ему ответил я, — обнаружить непорочную Эсмеральду в вертепе с отбросами общества.
— А?
— Х*й на! Пили давай.
Внутри, в пыльном и убогом бетонном помещении, виднелись настоящие сокровища. Здесь были и трубы, и какие-то прутья, и здоровенные металлические зубчатые колёса, валы, прочая хрень, ни назначения, ни названий которой я не знал. Это действительно напоминало взгляд в душу девушки, от которой тебе нужно лишь одно, и ничего больше. И сейчас мы с Рыбиным на пару лишали милашку невинности… Господи, что творится у меня в голове, а? Ты когда подростковые гормоны создавал, о чём вообще думал? Явно о похабщине какой-то.
— Шухер! — робко подал голос Гоша.
Мы с Рыбиным, не рассуждая, бросили ножовки на землю и отскочили, схватившись руками за промежности — каждый за свою. Гоша к нам присоединился. Невинная картина: трое примерных мальчиков ссут на пережиток совкового индустриализма. А в «Ниве», небось, папа ихний сидит. На рыбалку мальцов повёз. А ножовки вообще не наши, они сразу тут валялись, гражданин начальник.
— Слышь, Рыбин, — сказал я, пока мимо нас ползла, тщательно объезжая выбоины, чёрная «Королла», — а вот если бы тебе нравилась девчонка, но её отец бы тебя ненавидел, что бы ты сделал? Ты в таких вещах должен разбираться.
— Да пох ваще, — поделился мудростью Рыбин. — Я еёного батю трахать не собираюсь.
— Логично, — не мог не признать я. — Ну а если он тебя побьёт?
— Чё, б**дь? Да мы его с пацанами отхерачим — ходить будет заново учиться, ёб…
— Весомо. Но его дочь тогда тебя возненавидит.
— Да и х*й на неё тогда.
— Ясно. Не дозрел ты ещё до настоящего чувства…
— Пошёл ты на х*й! Пили давай, уехал этот хрен. Э, ты, сопля, на, подмени, — протянул он Гоше ножовку.
— Я не сопля.
— Поп**ди ещё. Деньги отрабатывай.
— Да не надо мне никаких…
— Гоша, — перебил я. — Пилу взял и полез на объект. Ты помнишь, о чём мы говорили.
Полезть-то Гоша полез. У него даже преимущество было перед нами с Рыбой: его так трясло, что пила буквально сама двигалась.
— Ты какой-то напряжённый, — заметил я.
Гоша посмотрел на меня диким взглядом из-под налезшей на самые брови шапки.
— Нас убьют, — прошептал он. — Или посадят.
— Или изнасилуют, — не стал спорить я.
— Тебе что, ещё смешно?!
— Гоша, грёб твою мать, прекрати трястись! Никто нас из-за таких денег убивать не станет, если сами не вынудим. И никто нас не посадит — ни тебя, ни меня, ни даже Рыбина. Мелкие мы ещё. Максимум — на учёт поставят, от родителей огребём. Если кого и закроют ненадолго — так это Цыгана, вот он почему в машине и сидит. Фу, бля, как я задолбался этот прут дрочить…
Только я это сказал, как ножовка провалилась в пустоту, и прут весело затрепетал.
— Хм, — тут же озадачился я. — Это его теперь ещё и у основания пилить?