Замочная скважина: Наследие
Шрифт:
– Все нормально – заверяет меня отец – не переживай. Считай, что мы их кремировали. Это же современно, да? Экология, все дела.
Решаю, что он издевается – пока не поднимаю на него глаза.
Нет, совершенно серьезно.
Ну да. Иммунитет бессмертием.
Сейчас я бы от него не отказалась, раз уж альтернативы нет.
Чувства, когда впереди целая вечность потерь и смертей – это настоящая мука. Я потеряла
Жаль, что я не могу умереть.
Иначе бы давно спрыгнула с моста.
Отчасти я даже завидую бесчувствию папы.
По крайней мере, это не больно.
– Как скоро ты перестал чувствовать? – спрашиваю, растирая слезы по щекам.
Он внимательно смотрит на меня, беззаботность сходит с его лица, после чего серьезно отвечает:
– Не скоро. Через множество-множество потерь тех, кто был дорог. Обычные смерти не закаляют. Но знаешь что – щелкает пальцами – на твоем месте, я бы наслаждался тем моментом, пока тебе это доступно. В бесчувствии нет удовольствия. Это как есть пищу, не чувствуя вкуса. Да, ты не можешь ощутить дерьмовый вкус.. но и прекрасный тебе тоже недоступен…
..С того разговора прошло три месяца, однако я все еще с ним не согласна. Если знаешь, что впереди тебя после вкусного всегда ждет дерьма пригоршня – то лучше и ничего не пробовать вовсе.
На счет вкуса, кстати, уже здесь, в Швеции, я тоже у него спросила, когда обнаружила (вернее, соизволила обратить внимание), что он с удовольствием ест обычную пищу..
…прожевав очередной кусок ростбифа, я удивленно оборачиваюсь к отцу, что неспешно поглощает свой кусок мяса, и замечаю:
– А разве вампиры могут есть обычную еду?
– Миф – фыркает папа – не знаю, откуда люди это постоянно берут. Кто-то что-то увидел, кому-то не так передал. Может, какому-то несчастному Проклятому еда дерьмовая попалась, вот он и обблевался – а невежды решили, что она ему поперек горла встала от его темной сущности.
Я смеюсь, едва не подавившись.
Папа подмигивает:
– Вкус-то никто не отменял – и в подтверждение этому, с аппетитом поглощает очередной кусок, щедро смазав его соусом – да, нас, в отличии от людей, еда не насыщает – но гастрономическое удовольствие мы от нее получаем такое же…
…я никогда не забуду, как наблюдала из иллюминатора 7 за удаляющимся зданием аэропорта. Как самолет выезжал на взлетную полосу, а я понимала, что навсегда покидаю родную страну.
7
Иллюминатор – окно самолета.
Без прощания.
Без выхода на бис.
Без
Вернее, с папой, конечно. Но с ним одним.
Нейт всегда мечтал путешествовать. Но ему так и не довелось покинуть даже Чикаго.
Вместе со страной, я оставляла там же, на взлетной полосе, свою жизнь, свою личность, свои воспоминания, радости и слезы.
Я ехала в аэропорт Джейзи Райтсон.
Я села в самолет Жаклин Дюран.
В дом в Швеции я въехала уже Элис Мозли, немкой, рожденной в Гамбурге в конце прошлого века, со своим отцом Ллойдом Мозли. Мы выбрали Швецию быстро и в спешке, основываясь только на том, что там 80% населения, несмотря на наличие официального шведского язык, разговаривают на английском.
Позже нам здесь понравилось.
Тихо, уютно. В сравнении с бушующей кипящей Америкой – как в маленькой безопасной деревушке. Наверное, то, что надо.
То, что надо немке Элис Мозли..
Я оставила в Америке не только свое имя.
Я оставила в ней всё.
Свои прежние убеждения, убежденность и уверенность в чем-либо. Я больше не была Джейзи не только по документам, но и по факту.
Хотя очень хотела бы.
Выходя из аэропорта в Гётеборге я едва не плакала.
Я так хотела обычных радостей, которые ценила всегда. Смех, совместная готовка, пикники, встречи, фильмы по вечерам, догонялки с братом, водные пистолеты, сказки на ночь с мамой и «поймай» с папой. Мой огромный плед, который я таскала по дому, точно подол шикарного платья и глупый детский ночник, который считала защитой от злых колдуний.
Это все осталось там, на границе Соединенных Штатов.
В Швецию я приехала Элис Мозли. Бессмертным гибридом, в котором только парой дней назад под действием сильнейшего стресса пробудилась разрушающая сила Тьмы и который только учится контролировать её, а так же волю, чувства и жажду собственной гибели.
Такой я была три месяца назад.
Сейчас почти ничего не изменилось.
Ну разве что немногое.
Я больше не хочу умереть (нет возможности и нет желания – вещи разные, как я успела понять).
Я пытаюсь убедить себя, что действительно не виновата в смерти своей семьи. Это дается труднее всего. Но папа мне помогает. Общими усилиями мы создаем мне дорогу в будущее.
Где нет места самобичеванию.
Папа говорит, что они смогут обрести покой, только если я отпущу их и перестану винить себя в их смерти.
Я думаю, он знает о чем говорит.
И я пытаюсь освободиться от чувства вины ради них. Пытаюсь отпустить их. Не забыть, нет. Это невозможно. Но, храня их глубоко в сердце, продолжать насыщенно и свободно жить дальше.
А, еще одно.
Я искренне пытаюсь полюбить себя такой, какой была рождена.
Глава 4
Гётеборг, Швеция
3 месяца спустя после Трагедии
Спустившись вниз, забегаю на кухню. Просторная, в светлых тонах. Открываю тумбу и достаю пачку хлопьев. Закрыв ее бедром, уже открываю холодильник в поисках молока. Наконец, смешиваю одно с другим к глубокой пиалке и кидаю туда, точно финальным штрих, большую деревянную ложку.