Замогильные записки Пикквикского клуба
Шрифт:
— Очень можете, сударыня, — отвчалъ м-ръ Пикквикъ.
— Спокойной вамъ ночи, сэръ, — сказала м-съ Краддокъ.
— Спокойной вамъ ночи, сударыня, — сказалъ м-ръ Пикквикъ.
— Покорно васъ благодарю, сэръ.
— Не стоитъ благодарности.
М-съ Краддокъ затворила дверь; м-ръ Пикквикъ взялся опять за свое перо.
Черезъ часъ вступленіе уже было окончено; пересмотрвъ послднюю страницу и поставивъ въ приличномъ мст запятыя, м-ръ Пикквикъ закрылъ свой журналъ, переложивъ послднюю написанную страницу пропускной бумагой, вытеръ перо о фалду своего фрака и зажегъ свчу, чтобы идти наверхъ въ свою спальню.
Согласно принятому обыкновенію, онъ остановился передъ комнатой м-ра Даулера и постучался въ дверь, чтобы проститься
— А! такъ вы идете спать? — сказалъ м-ръ Даулеръ. — Какъ это жаль, что я не могу послдовать вашему примру! Прескверная ночь. Втеръ сильный?
— Сильный, — сказалъ м-ръ Пикквикъ. — Доброй ночи.
— Доброй ночи.
М-ръ Пикквикъ ушелъ въ свою спальню; м-ръ Даулерь слъ опять передъ каминомъ, исполняя такимъ образомъ данное общаніе — ждать жену.
Ничего не можетъ быть скучне и досадне, какъ дожидаться кого бы то ни было, особенно, если ожидаемая особа ушла или ухала въ гости. Вы не можете никакими способами отстранить отъ себя мысль, что на бал, въ пріятномъ обществ, время летитъ съ удивительною быстротою, между тмъ какъ для васъ оно тянется съ убійственной медленностью; и чмъ больше вы объ этомъ думаете, тмъ больше исчезаетъ ваша надежда на скорое возвращеніе ожидаемой особы. Часы также начинаютъ стучать слишкомъ громко, когда вы сидите и горюете одни передъ каминомъ, и вамъ кажется, — со мной по крайней мр это бывало, — будто къ вамъ подъ платье забралось что-то въ род паутины. Сперва начинаетъ что-то щекотать ваше правое колно и потомъ точно такое-же ощущеніе вы испытываете въ лвомъ. Затмъ, вслдствіе неизвстныхъ причинъ, вы чувствуете какой-то странный зудъ въ обихъ рукахъ, и сколько бы вы ни вертлись въ своихъ креслахъ, зудъ безпрестанно переходитъ отъ одного члена къ другому, не исключая даже вашего носа, который вы съ нетерпніемъ и досадой оттираете съ отчаяннымъ упорствомъ, но безъ малйшаго успха. Съ глазами тоже некуда вамъ дваться, и вы поминутно, безъ всякой надобности, подстригаете свтильню нагорвшей свчи. Вс эти и другія безпокойства нервическаго свойства длаютъ ваше положеніе чрезвычайно непріятнымъ.
Именно такъ думалъ м-ръ Даулеръ, когда сидлъ одинъ передъ каминомъ и проклиналъ отъ чистаго сердца безсовстныхъ людей, задержавшихъ его супругу на бал. Ему отнюдь не сдлалось легче, когда онъ припомнилъ, что вечеромъ въ тотъ день пришла ему фантазія сказать своей жен, что y него разболлась голова, и что вслдствіе такой уважительной причины онъ остался дома. Нсколько разъ, преодолваемый дремотой, онъ склонялся головой къ самой ршотк камина, такъ что чуть не опалилъ волосъ. Наконецъ, во избжаніе такой опасности, м-ръ Даулеръ ршился въ передней комнат прилечь на постель и настроить свой умъ на размышленіе о серьезныхъ предметахъ, отстраняющихъ возможность преждевременнаго сна.
— Вотъ ужъ ежели я разосплюсь, меня и пушкой не разбудишь, — сказалъ самъ себ м-ръ Даулеръ, бросаясь на постель. — Надобно держать ухо востро. Отсюда все можно слышать. Я встрепенусь при малйшемъ стук. Да. Нечего тутъ и думать. Вотъ, напримръ, я прекрасно слышу голосъ ночного сторожа. Какъ онъ гудитъ! Все, однакожъ, слабе и слабе. Должно быть повернулъ за уголъ. А-аххи!
И съ этимъ восклицаніемъ м-ръ Даулеръ погрузился въ глубочайшій сонъ.
Лишь только на часахъ пробило три, на Королевской улиц появился портшезъ, и въ портшез — м-съ Даулеръ, которую несли два носильщика, одинъ низенькій и толстый, другой — сухопарый и высокій, бранившій во всю дорогу своего товарища за то, что тотъ не умлъ сообщить перпендикулярнаго направленія портшезу. Ярость его увеличилась еще больше, когда на Королевской улиц загудлъ сильный и пронзительный втеръ, подувшій имъ прямо въ лицо. Наконецъ, они добрались кое-какъ до подъзда и съ неизъяснимою радостью опустили портшезъ на землю. Низенькій носильщикъ стукнулъ два раза въ уличную дверь.
Они постояли минуты дв. Не было ни отвта, ни привта.
— Прислуга, должно быть, убралась на боковую, — замтилъ низенькій носильщикъ, отогрвая свои руки надъ фонаремъ мальчика, который пришелъ вмст съ ними.
— Послать бы къ нимъ чорта съ кочергой и передавить ихъ всхъ! — замтилъ сухопарый товарищъ.
— Постучитесь еще! — вскричала м-съ Даулеръ изъ портшеза. — Стукните еще два-три раза.
Низенькій носильщикъ былъ очень радъ исполнить приказаніе этого рода. Онъ сталъ на верхнюю ступень подъзда и принялся выдлывать оглушительные двойные стуки молоткомъ, между тмъ какъ товарищъ его выступилъ на средину дороги и смотрлъ, нтъ-ли въ окнахъ огня.
Никто не вышелъ. Мракъ и тишина господствовали въ безпробудномъ дом.
— Ахъ, Боже мой! — сказала м-съ Даулеръ. — Что все это значитъ? Потрудитесь ужъ постучать еще.
— Да нтъ-ли тутъ колокольчика, сударыня? — спросилъ низенькій толстякъ.
— Колокольчикъ есть, — перебилъ мальчикъ съ фонаремъ, — помнится, я звонилъ намеднись.
— Отъ него осталась только рукоятка, — сказала м-съ Даулеръ. — Проволока оборвалась.
— Не мшало бы оборвать головы здшнимъ слугамъ, — проревлъ сухопарый носильщикъ.
— Вы ужъ сдлайте одолженіе, постучитесь еще, — сказала м-съ Даулеръ самымъ вжливымъ и ласковымъ тономъ.
Низенькій толстякъ стукнулъ еще, одинъ, два, три раза, сорокъ, пятьдесятъ, но безъ малйшаго успха. Эту же операцію, еще съ большимъ эффектомъ, повторилъ сухопарый его товарищъ, который принялся колотить молоткомъ и раскачивать дверь, какъ сумасшедшій.
Наконецъ, м-ру Винкелю приснилось, будто сидитъ онъ въ клуб, гд Пикквикисты, занятые ршеніемъ какого-то труднаго и запутаннаго вопроса, расшумлись до такой степени, что президентъ, для возстановленія порядка, принужденъ былъ нсколько разъ ударить молоткомъ по столу. Затмъ въ смутныхъ и неясныхъ образахъ, представилось ему, будто онъ присутствуетъ на аукціон, гд, за неимніемъ покупателей, аукціонеръ постукиваетъ для собственнаго удовольствія. Потомъ, прозрвая умственными очами въ міръ дйствительныхъ явленій, м-ръ Винкель началъ исподволь сознавать возможность неугомоннаго и совершенно неумстнаго стучанья въ уличную дверь. Чтобъ убдиться въ этомъ предположеніи, онъ привсталъ на своей постели и принялся вслушиваться съ напряженнымъ вниманіемъ. Такъ прошло минуть десять или двадцать. М-ръ Винкель сосчиталъ два, три, пять, двадцать, тридцать, пятьдесятъ разъ, и напослдокъ получилъ несомннное убжденіе, что кто-то стучится въ дверь.
— Ра-рап-рапъ-рапъ — рапп-раппъ-ра, ра, ра, ра, ра, рапъ! — продолжалъ неугомонный молотокъ.
М-ръ Винкель вскочилъ съ постели. Что бы такое могло быть причиной этой поздней суматохи? Онъ надлъ на скорую руку чулки и туфли, набросилъ на плеча халатъ, зажегъ свчу отъ ночника, горвшаго въ камин, и поспшилъ внизъ по лстничнымъ ступенямъ.
— Кто-то идетъ, наконецъ, сударыня, — сказалъ низенькій толстякъ.
— Обухомъ бы его сзади! — пробормоталъ сухопарый носильщикъ.
— Кто тамъ? — вскричалъ м-ръ Винкель, распутывая цпь.
— Что тутъ за вопросы, чугунная башка? — отвчалъ сухопарый носильщикъ съ большой досадой. Онъ не сомнвался, что говоритъ слуг. — Отворяйте скоре.
— Пошевеливайтесь, любезный, нечего тутъ разговаривать, — прибавилъ одобрительнымъ тономъ низенькій толстякъ.
Полусонный Винкель, машинально повинуясь этой команд, пріотворилъ дверь и выглянулъ на улицу. Первымъ предметомъ, поразившимъ его зрніе, было яркое пламя отъ фонаря мальчишки. Проникнутый внезапнымъ страхомъ при мысли о пожар, м-ръ Винкель торопливо отскочилъ отъ двери и, держа свчу надъ своей головой, безсмысленно смотрлъ впередъ, недоумвая, что такое было передъ его глазами, портшезъ или пожарная труба. Въ эту минуту сильный порывъ втра задулъ его свчу. М-ръ Винкель почувствовалъ непреодолимое желаніе бжать назадъ, но увидлъ къ величайшему ужасу, что тотъ же втеръ захлопнулъ за нимъ дверь.