Замок одиночества
Шрифт:
– Ой, это я люблю! Мы с тобой в детстве так классно переделывали слова и фразы! Кстати, я всегда побеждала!
Кошка (так любовно называл дочь отец) обожала во всём и всегда быть первой.
– Вот и вперёд! Побеждай! Но направление… вектор мыслей – теперешний комфорт. – Он, конечно, уже придумал пяток вариантов.
– Ха! Легко! «Париж стоит места»! – быстро ответила умная девочка. – Наше утомление будет оправдано сторицей!
Дед, бабуля и отец посмотрели на свою любимицу с нескрываемой гордостью.
– И… ну-ну, думай… пока это сторона одной медали. – И отец развернул свой «медальный» профиль в сторону бабушки, съёжившейся на уголочке чемодана, будто в ожидании приговора.
– Я всё поняла, папуля! Пять минут – и я в образе! А образ – во мне! – воскликнула эмоциональная девушка, на долю секунды задумавшись и, как отец, сложив пальцы рук «домиком» у своих чуть выпяченных от природы, с припухшей верхней, губ. Эти её губки, немножко тонковатые, имели чувственный, дразнящий вид, и студентке третьего курса «Щуки» Ольге Евгеньевне Софьиной без труда удавалось быть обворожительной. Она уже сыграла небольшие роли испанок, цыганок и французских «приветливых» и лукавых модисток и гризеток. А мечтается ведь о Кармен и Манон Леско! «О! Эти ваши пухлые губки…» – «Ах! Это после ваших поцелуев… И ещё хочу!..» Оленька легко умела «делать» глазки то пьяными от страсти, то дерзкими, то с вызовом, то с милым кокетством, изливая из них свет женского гипноза. Её, несомненно, ожидала бурная карьера большой актрисы.
Сейчас она схватила свою шубку, которая была подложена на чемодан, встряхнула, придирчиво осмотрев её. «Нет, это московская, это классический стиль. Парижанки наверняка носят что-то авангардное… фасоны “шанель” или “летучая мышь”… кудрявый мех ламы или лёгкая каракульча… Может, “автоледи” из норочки с деталями из песца… В чемодане есть лёгкая норковая “рубашка”, но старенькая, кожаные вставки поистёрлись. Да нет – хороша: капюшон, два цвета. Низ – серо-фиолетовый, верх – палевый… и две фактуры… Хотя овчиной декорирована напрасно». Опять замерла на секунду, в раздумьях.
– Нельзя «гасить» кураж! – иронично заметил дед. – Любая женщина, тем паче актриса, должна помнить: не столь важна технология процесса, сколько его метафизика! Отдайся образу!
– Легко тебе говорить! Роль новая, не отрепетированная… Боюсь этого сакраментального: «Не верю!»
– Смелей, дочка! Дерзай, Валькирия! – поддержал отец.
Оленьке тут же стало стыдно своей некоторой растерянности. «Я жду от Парижа не просто романтики, туристических радостей. Жду новогоднего волшебства! Праздника, большого Настоящего Приключения! Хочу… хочу… любви… головокружительной. Полёта… Этот странный сон. …Почему Петербург? Ах! И новогоднего желания ещё толком не обдумала… А может… Может, Судьба сама знает, когда и что подарить?» Она недавно прочла роман Хемингуэя «Праздник, который всегда с тобой». О Париже. Сильное впечатление. Какие точные, ёмкие слова и фразы! «С тобой… с собой… «Может, праздник уже во мне?! Со мной! Чего же я трушу?»
Ольга решительно накинула шубку, оставив её распахнутой, вытащила из-под брючек белоснежную блузку «апаш», небрежно подпоясала её узким красным кожаным ремешком. Подумав, расстегнула две верхние пуговки персикового цвета. Накрасила губы сиреневой помадой, тряхнула своими чудесными кудрями. «Что ещё? Да, бусы!» Нацепила крупные красные бусы.
– Бабуля, дай твой шифоновый шарфик! Я иду за добычей! Ненадолго.
– Что у тебя за вид?! – возмутилась Наталья Кирилловна. – Разврат!
– Две пуговки, конечно, не разврат, а эстетическая провокация, бабулечка. Я ставлю две пуговки против двух стульев: тебе и деду!
– Давай, давай, «этуаль»! И без стульев не возвращайся! – подбодрил Матвей Корнеевич.
– Ещё один… – не сдавалась бабка. – Коко Шанель говорила: «Мода проходит, стиль остаётся», можно добиться успеха и не…
– Что мне твоя «Ку-ку Шинель»? Задница уже болит! Давай, Кошка, от бедра! Посмотрим, чему тебя научили в твоей «Щуке»! – Дед лучше знал: стиль-то хорошо, но стройные ножки, аппетитные полуобнажённые грудки-булочки и упругая попка-орешек – оружие, разящее сразу наповал. – К стилю хорош стилет, если ты – Валькирия!
Действительно, по «щучьему велению» через десять минут два стула, любезно предоставленные в аренду хорошенькой «француженке» двумя парнями-охранниками, были под… тем, чем надо.
– Что ты им сказала? – нахмурилась опять Наталья Кирилловна, наблюдавшая за «блицкригом».
– Что у тебя геморрой! – нехорошо сострил Матвей Корнеевич. – Молодец, Ольга! А что и вправду сказала?
– Бонсуар… Жё мапэль Оливия… Экскюзэ муа… Сильвупле… папа.. маман… дё… показала рукой на стулья… Мерси! Всё! Этюд зачтён! [2]
2
Чтобы сохранить прелесть звучания, использованы русские буквы.
– Если расстегнуть ещё две пуговки, можно и по-русски, и без слов… Но, спасибо, дорогая моя! – улыбнулась бабуля, примеряя к стулу свою… и примеряя в уме: а могла бы она так же лет сорок назад? Нет, вряд ли.
– Ага! Улыбнулась всё же! – ехидничал дед. – Вот ещё одно доказательство, сынок, что думают женщины не головой, а… Вот соединят свою «важность» с мягким стульчиком – и мысли у них… Кстати, я забыл тебя спросить: ты приготовил статью в мой журнал? Я делаю серию философских эссе о «несоединимом». С тебя – словообразование, генезис слова, распространение, изменения и насыщение смыслами.
– Батя! Ну зачем и кому это нужно? – Евгений хотел уклониться в очередной раз. – Жизнь и искусство…
– Это я уже слышал… твои скудные оправдания: «жизнь выше искусства» и прочую ерунду! Давай без банальщины и серости! Будь веселей! На столе должен быть хлеб. Но и вино! Вино творческой силы, вдохновения. Пусть поют музы и украшают жизнь. Метафора может легко обойти истину. И потом: те, у кого есть творческие способности, не могут жить только потребностями.
– Да, папуля! Мой профессор по риторике внушает: «В жизни ты потужно овладеваешь истиной, в искусстве истина, наслаждаясь, – тобой!»
– Умный мужик! – похвалил член-корреспондент.
– Это дама! – рассмеялась девушка.
– Хм… «Не все вмещают слово сиё, но кому дано…» – процитировал дед Библию.
– Ну что ты, Матвей, завёл умные разговоры! Сейчас, здесь… – хмыкнула Наталья Кирилловна.
– Да! Здесь, на вокзалах, всегда и сейчас – самое заветное место для душевных философских бесед. Так что, сынок?
– Хорошо. Вот образец: Кошка употребила слово «сакраментальное». В религии это синоним сокровенного, тайного, сакрального. А в просторечии и в книжном употреблении это означает «традиционный», «избитый», «расхожий», «дежурный».