Замок
Шрифт:
– Что это? – Джессика была впечатлена подарком фокусника, который, как ей показалось, все равно не превзошел ее собственную книгу, посвященную Анне и ее новооткрытой способности исчезать в любой момент.
– Огонь, – ответил тот.
– Что-что? – не поверил Вито.
– Правильно-правильно! – мистер Беккер зачем-то зааплодировал. – Языки пламени – они какие? Яркие и горячие. А капли дождя? Блеклые и холодные.
Белинда кивнула.
– А эти? – продолжал Генри, указывая на «огонь», улетающий в никуда. – Вовсе не блеклые и, должно быть, совсем не холодные.
Мария
– Праздник это хорошо, хорошо… Надо бы записать простыни! Тебе нужна? Конечно! Вот, возьми… – он и вправду протянул хозяйке дня аккуратно сложенную квадратом белую ткань. – Только запиши, запиши! А то не попасть нам никуда.
Вскоре дождик перестал, так как горошинки, поднимаясь вверх, полностью себя исчерпали.
Анна положила черный зонтик и скучно-чистую простынь к остальным сюрпризам. По крышке рояля уже носилась ершистая еловая веточка, которая, виляя иголками, стремилась догнать ровный деревянную сферу. Игрушки понравились девочке. Первая была работой Му Нинг, в то время как вторая была изготовлена Белиндой. Или наоборот. Никто так и не понял, так как стояла суета.
Граф, впрочем, был спокоен. Отдавая дань им введенной традиции, он решил обрадовать даму французской монетой. Дезире редко ошибался, и Аня, оправдывая его уверенность, принялась восторженно протирать подарок рукавом.
– А мне? Я здесь главная милая дама! – возмутилась Брай. – Почему…
– Это не твой день рождения! – перебил девочку Люсиан.
– А где мой подарок? – продолжала та.
– Ты даже ничего не подарила!
– Сам ничего не подарил!
– Неправда! Подарил… Подарю.
Юноша немного смутился и протянул взволнованной Анне, уже готовой поделиться с Брай, маленькое красное пирожное.
– Это, конечно, не праздничный пирог Феломены, но должно тебе понравиться. Музыкальное ведь.
– Неужели для каждого занятия есть еда? – поинтересовалась именинница после тысячи выраженных благодарностей.
– Если бы ты училась в моем доме обучения, ты бы только этим и питалась.
– А если мне надоест и я захочу попробовать себя в чем-нибудь другом?
– Боюсь, что мозг лучше знает что хотеть и что пробовать, чем ты сама.
Главная милая дама захохотала.
– Чего смеешься? – разозлился Вито, только что присоединившийся к компании. – В твоем глухом веке этого и подавно нет!
– И что это ты не летаешь как обычно? – поинтересовалась Брай, писком выделяя слово «летаешь».
– Поздравляю! – мальчик торжественно оставил цветы на окружение веточке и шарику.
– Какие прекрасные! – изумилась Аня.
И ваза соответствовала. Лилии были заключены в лед, отображающий каждую черточку оранжевого лепестка. Лед этот был старым, поэтому совсем не таял и, кроме того, совершенно неправильно холодил.
Так или иначе, в Дали все цветы и деревья, любезно созданные Джессикой, Брай и Елизаветой, взяли моду расти хрупкими и неправильно-холодными неженками, каких невозможно ни растопить, ни обдуть легким ветерком без капризного перезвона. Но как красивы!
Простые просторы, резвые речки и нежное
23.Разум
Змея, как всякое порядочное животное, активно перемещалась подальше от шумных стен, помогающих эху распространяться. Как всякое порядочное растение, она, замерев на месте, замерла сначала именно под землей, а затем уж начала прорастать, являя миру изумрудный ствол с мелкими, словно чешуя, листиками и зеленой, словно листья, чешуей.
Ученые люди, несомненно, отнесли бы это существо к царству грибов. Но Белинда из всех царств знала лишь царство сна да царство жизни. Может быть, оттого Змея и получилась такой неинтересной для биологической классификации.
Она была весьма незаметна, не без помощи свежих кустов-подражателей, разбежавшихся в разные стороны затейливыми змеиными хвостами.
«Хлоп!» – и через один из них перепрыгнула Му Нинг.
«Хлоп!» – и ей пришлось соскочить на землю из-за Брай.
– Зачем ты это сделала, Брай? – Феломена погрозила пальцем и снова попыталась натянуть берет на рыжую макушку.
– Меня бесит это существо! – прошипела девочка, провожая взглядом белого коня, ставшего от ее капризов вороным.
Он обиженно заржал и направился к низинке, напрочь заросшей водой. Гладь говорила, что по контурам неба и солнца, теперь уже почти настоящего, то и дело пробегают едва заметные волны. Может быть, это Вито уже спускается на землю, а может быть – простой ветерок, прохаживающийся мимо поверхности пруда.
Мальчик, будучи молодцом, и правда вернулся к встречающим его дамам. Ветерок же встречали темные деревья, шелестевшие по всей площади садика. Они обнимали приунывшую беседку с воодушевленными обрывками объявлений, наспех обклеившими ее колонны. Пожелтевшие от времени листочки, трепетно помахивая своими строчками, приветствовали каждого.
– Это внутренний двор! – воскликнул Вито.
– Мне бы такой двор… – заметила Ангелика.
– Смотри! Рыбка! – воодушевился мальчик.
Водная гладь, до которой он дотронулся, казалось, воодушевилась еще больше и затрепетала ровными кругами не только на своей поверхности, но и на полотне неба, ей отраженного. Оно, кстати сказать, не преминуло сделаться совершенно стеклянным.
Зеркальная, если только разноцветную палитру можно было так назвать, его поверхность копировала маневры шустрой рыбки, покрываясь трещинками. Рыбка, впрочем, оказалась вовсе не рыбкой, а прекрасной Змеей. Она, высовывая гладкую голову из неба, казалось, застыла на долю секунды, прежде чем услышать: «Ты ли это?» из уст ведьмы.
– Да… А ты, как я понимаю, не хочешь сюда приходить…
– Что?
– Почему ты еще не здесь? – Змея недовольно обвила кувшинку.
Белинда снова хотела повторить «Что?», однако сочла лучшим промолчать, ибо ведьмы никогда дважды не говорят, когда они дважды не понимают.