Заморская Русь
Шрифт:
Успели взять только пятерых, остальные увернулись вместе с передовщиком, выхватили ружья, но сами оказались под прицелом стволов, торчащих из-за камней. Ничем не прикрытые, они без стрельбы ушли в море следом за алеутами.
Коломин ругался, что упустили передовщика, пару раз пнул плененного Лариона Котельникова:
– Прошлый год смеялся надо мной, окунь тухлый! – И к чугачу, захваченному Прохором: – Мы же тебя всю зиму кормили, задаток давали! – безнадежно махнул рукой. – Кому говорю, будто у них есть совесть… На поводке
В Константиновской крепости несли караул полтора десятка больных и немощных. Пакетбот «Святой Георгий» вернулся на Нучек днем раньше, чем туда пришли две большие байдары с барановскими промышленными. Григорий Коновалов выставил на стены всех, даже Ульяну накрыл шапкой и посадил возле фальконета. Два десятка головорезов, прибывших с Кадьяка, могли легко разнести обезлюдевшую крепость, но Коновалов наверняка знал, что Баранов на это не пойдет. А вот дружков его мог бес попутать затеять резню помимо воли управляющего.
Павловцы неспешно вышли на берег, вытащили байдары на сушу, с оружием подошли прямо к запертым воротам. Впереди Баранов: сам по себе широкоплечий, из-за кольчуги под кафтаном и вовсе выглядевший квадратным. На его ногах высокие сапоги, за поясом пистоль. За ним – ближайшие дружки: высокий и дородный Медведников, дюжий, сутуловатый Кабанов, креол Чеченев, рыжебородый Баламутов, Васька Труднов с красной полнокровной рожей и другие, кто в кафтане, кто в парке, кто в зипуне. Все хорошо вооружены. В байдаре – двухфунтовая пушка.
– Что же ты, Гришенька, не встречаешь дорогих гостей? – задрав голову, крикнул из-под стены Баранов.
Коновалов встал в полный рост и ответил, размахивая тлеющим фитилем:
– Так ведь гости незваные-нежданные, приготовиться к встрече не успели!
– Из-за чего распря, детушки? С чего обида? Или мы не православные, чтобы мирно все решить? Ты же умный, Гришенька, давай поговорим?!
Сильней задул ветер, низко над землей понеслись тучи, скрывая и открывая солнце. Баранов прижал рукой шапку к голове, чтобы не сдуло.
– В прошлом году ты уже поговорил с нашими каюрами, выкупленными из рабства у чугачей, они к тебе сбежали! – вразнобой закричали со стены.
– Я ли в том виноват? – в усмешке дрогнули усы Баранова. – От хорошего хозяина чадушки не бегают.
Коновалов позеленел от обиды, выругался в полный голос, схватил ружье, наставил ствол на управляющего с Кадьяка. Дружки Баранова снизу взяли на прицел его и всех засевших у бойниц.
– Ну, не дурак ли ты, Гришенька? – не мигая, смотрел на Григория гость. – Не в меня – в себя целишь. Узнают дикие, что мы с тобой в ссоре, – всем будет плохо, но я с киселевскими стрелками на Кадьяке, может быть, и отобьюсь, а вас в Чугачах и Кенаях точно перережут.
Дрогнул ствол на стене, поднялся выше.
– Зачем нам ссориться? –
– Ну и балаболка! – расплевался Алексашка Иванов, вернувшийся на Нучек вместе с Коноваловым, и крикнул вниз, высунув голову из-за острожин: – Ты скажи, сколько шкур на пай взяли твои промышленные в прошлом году, потом наше, добытое, посчитай! Ни Лебедев, ни Шелихов мне убытки не заплатят… – И к управляющему: – Гришка, гони их, пока я этому хрену ус не отстрелил! – закричал, сатанея.
Баранов солидно поправил пышные усы, не положенные ему, купцу, по регламенту, усмехнулся с вызовом в глазах, сказал жестче:
– Пожалеете, ребятушки, да поздно будет!
– Убери партию из Кенайской губы с наших промыслов, потом говорить будем!
– На Касиловке мое зимовье было срублено раньше вашего редута, – глазом не повел на кричавшего Баранов, – а я вас не гоню – вместе промышлять предлагаю.
– Шелиховский каюр под кустом кучу навалит, и на десять верст не подойди – их земля! – поперечно крикнул Иванов.
– С тобой промышлять? – искренне удивился Коновалов. – Ты черта обманешь… Думаешь, кругом одни дураки? Слышали про хитроумного, который дружкам морды выбрил, сажей вымазал, шведский корвет спалил и на диких все спер…
На стене дружно захохотали. Усы Баранова ощетинились, задравшись концами вверх, но улыбка не сошла с лица.
– А вот об этом, Гришенька, по контракту ты обязан не мне, а Охотскому коменданту докладывать! Значит, не договорились? – жестко усмехнулся. – А жаль! – И добавил с угрозой в голосе: – Ладно, отпусти Котельникова, и мы уйдем, не возьмем греха на душу.
– Накось выкуси! – сложил дулю Алексашка Иванов. – Сначала убытки оплати за прошлый год.
Улыбка начисто сошла с лица Баранова, в глазах попыхивали недобрые искры:
– День был вчера солнечный. – Он обернулся к морю и кивнул на вытянутый на берег пакетбот. – «Георгий» хорошо просох! А что, Гришенька, если я его подпалю на прощание?
Угрюмый Кабанов приложил ружье к плечу, прищурился, повел стволом по стене и выстрелил по высунувшемуся из бойницы рыльцу фальконета. Запела отрикошетившая пуля. Ульяна с визгом подскочила на мостках, показав золотистую косу. Теперь захохотали внизу.
– Выдай! – нехотя кивнул Алексашке сникший Коновалов.
Тот, матерясь, закинул на плечо фузею, спустился вниз. Ворота чуть приоткрылись, из проема выскочил Ларион Котельников, спроваженный пинком в зад, виновато улыбнулся своим.
– Я ухожу, ребятушки, – сняв шапку, раскланялся Баранов. Издали глубокие залысины на белобрысой голове сливались в солидную плешь. – Коли жизнь заставит – приходите. Я вам помогу, встречу по-христиански, и сегодняшний день не припомню. Я ведь не такое говно, как ты, Гришка!