Замысел и промысел, или Кто не играет в кости
Шрифт:
Для юноши началась новая жизнь. Его успехам можно было лишь позавидовать, поскольку он проявил изрядный талант к науке, а преподаватели прочили ему большое и славное будущее в стенах университета. Но всё было бы не так любопытно, если бы речь шла о каком-то другом студенте. Мы же, уважаемый читатель, не должны забывать, что повествование наше посвящено господину Майнстрему Щековских.
Итак, юноша с головой окунулся в развесёлую студенческую жизнь с её забавами, шумными пирушками и прелестными барышнями. Но господин Щековских не был бы собой, если бы и тут не ухитрился всё испортить. В те времена он с завидной регулярностью посещал заведение, именуемое «Голодный селезень». Но не дешёвая еда
О возвращении домой и речи быть не могло и дело даже не в гневе отца. Попросту возвращаться было некуда (семья ютилась у многочисленных родственников). Тогда-то и оценил Майнстрем всю силу родственных связей. Его кузен Хемиш в то время был удачно пристроен на королевскую службу в должности стражника. И дела его шли весьма неплохо, пока… Словом, несостоявшийся магистр изящной словесности перешёл на службу его Величества Федерика Отважного.
И вот, около года назад (тут уж мы можем говорить более-менее определённо) незадачливому стражнику довелось (не по своей отметим воле) принять некоторое участие в судьбе принцессы Флоримель. В награду же уже упомянутый выше кузен испросил милости её Высочества на возвращение Майнстрема в лоно науки. Конечно, Хемиш сделал это руководствуясь исключительно благими побуждениями (не известно, правда, о чём тот беспокоился больше, о судьбе кузена или о сохранности новой кузницы, предшественницу которой спалил будущий магистр), однако с этого дня начался отсчёт новым злоключениям Майнстрема.
Но, справедливости ради, скажем, что несчастия магистра проистекали в основном из его собственной несдержанности. Так, принимая почётную должность из рук самой принцессы Флоримель, Майнстрем не упустил-таки случая уязвить самолюбивую напыщенность некоторых видных магистров университета, откуда, как мы уже говорили ранее, был изгнан за свои вероломные взгляды.
И вот, когда в парадной зале дворца её высочество вручала Майнстрему Щековских почётный титул магистра изящной словесности, он не придумал ничего лучше, как сказать, что надеется найти в лице принцессы не только покровителя наук, но и соратника в борьбе за право барышень получать образование наравне с молодыми людьми.
Нечего и говорить о том, что магистры и в первую очередь Триангулюр Эксесс, сжимая кулаки в беззвучном негодовании, вынуждены были согласиться. И тогда Майнстрем совершил роковую ошибку. Не умея остановиться во время, он вызвался стать первым магистром, кто примет на свой курс благородных девиц. Это была фатальная ошибка, расплачиваться за которую магистру предстояло дважды в неделю, по средам и пятницам. Сегодня была среда.
* * *
– Приветствую вас.
Ответа не последовало, вместо этого первые ряды начали спешно прятать в многочисленных складках юбок зеркала, гребешки и флакончики самых разных форм и размеров, о назначении которых свидетельствовало удушливое облако разнообразных ароматов. Последние же ряды не отреагировали на появление магистра вовсе и продолжали беседовать, изредка обмахиваясь веерами всевозможных цветов и фасонов.
– Здравствуйте! – сказал магистр несколько громче и смог наблюдать, как в движение пришли средние ряды.
– Итак, мы начинаем! – Майнстрем уже привык к тому, что последние ряды включались в работу только к середине его выступления (если, конечно вообще включались!).
– Сегодня мы будем говорить о таком искусстве словесности, как риторика. Осмелюсь предположить, что само это слово мало что скажет вам.
– Ну почему же, магистр? – заулыбался пухлый розовощёкий юноша на первом ряду. – Риторика – одна из древнейших наук, известных просвещённому обществу, ещё древние мужи…
– Достаточно, Пенсбери, – прервал магистр.
– Я Менсбери… – понурился студент.
Майнстрем до сих пор не был уверен, что не совершил очередной фатальной ошибки, когда принял на свой курс этого выскочку. Менсбери буквально заваливал магистра вопросами, ответить на которые тот нередко и сам затруднялся. Однако присутствие молодого человека вселяло в магистра некоторую уверенность, поскольку избавляло от неловкости, неизбежно возникавшей, когда Майнстрем появлялся на собственных лекциях, в аудитории, полной барышень.
– Итак, – Майнстрем развернул записки. – Среди всех многочисленных правил риторики, которые сформулированы на сегодняшний день её теоретиками и практиками, можно выделить три, являющихся наиболее существенными: тезис, или лозунг, изящество и план.
Выходя на трибуну, оратор должен полностью осознавать разницу между тем, что понимается в риторике под «тезисом» и «лозунгом», – На этом первая часть записок кончилась.
Майнстрем несколько раз оглядел все записи, вспомнил про очки и немедленно нацепил их на нос. Положение никак не изменилось – в проклятом пергаменте не только не появилось ни одной новой строки, но и те, что были, стали расплываться. Магистр откашлялся и налил воды из кувшина.
– Итак, тезис… – барышни продолжали заниматься своими делами, но треклятый Менсбери так и буравил магистра взглядом. – Тезис мы будем понимать как мысль, которую оратор намерен доказать…
Менсбери отложил перо, уставился на лектора и поднял руку. Майнстрем же продолжил:
– Другими словами, тезис есть мысль, которую следует доказать… Оратор, не знающий этого положения, не доказывает свои мысли, а только объявляет их, озвучивает с трибуны, поэтому нередко выступление оратора, мало подготовленного в риторике, сводится к выкрикиванию отдельных мыслей, слов, призывов при полнейшем отсутствии обоснований или доказательств. Таким образом, мы подходим к понятию «лозунг».
Менсбери затряс рукой, Майнстрем предпочёл этого не заметить и перевернул лист пергамента. Строки по-прежнему плясали, но магистр ухитрился прочесть кое-что.
– Следовательно, – продолжил он, поправив очки, – Лозунг мы станем понимать, как своего рода призыв, краткую фразу, не требующую никаких доказательств…
Менсбери тряс рукой с такой одержимостью, что на лбу у него выступили капельки пота. Майнстрем опорожнил кувшин, ещё раз осмотрел свои жалкие листки и продолжил:
– Таким образом, правила риторики требуют, чтобы оратор…
Менсбери покраснел и начал задыхаться. Игнорировать его далее было просто опасно. Майнстрем принял утомлённый вид и снял очки.
– Что вы хотели, Ленсбери?
– Я… Я… Я Менсбери, магистр… Я хотел… пример…
– Вы хотите пример? – Майнстрем закатил глаза, всем своим видом стараясь показать крайнюю степень скуки, хотя в тайне был рад, что на этот раз так легко отделался. – Извольте, господин Сенсбери.
Магистр задумался на мгновение.