Заноза для хирурга
Шрифт:
Я бы тоже хотел знать. Неизвестность убивает больше, чем всё остальное. Что с ней? Где она сейчас? Что делает? Хорошо ли питается? Как себя чувствует? Может быть, ей плохо? Все эти вопросы безостановочно крутятся в голове, сводя меня с ума. И, главное, сколько это продлится? «Ближайшее время», в которое, по словам Соболевского, я её не увижу – это неделя? Две недели? Месяц?
Закончив с делами, ухожу к себе в кабинет. Переодеваюсь, накидываю куртку, но тут после стука заглядывает дежурный.
– У нас проблема. Поступил
– Вызывайте полицию, – говорю со вздохом. – Что вы, не знаете, как действовать в таком случае?
– Уже вызвали, – кивает врач. – Хотят видеть заведующего, если он ещё на месте.
– Сейчас спущусь, – вешаю обратно куртку, опять надеваю халат и выхожу из кабинета.
А в приёмном покое меня ждёт тот, кого я не хотел бы больше встречать никогда в жизни.
Возле стойки у стола медсестры боком ко мне стоит грёбаный майор. Заполняет бумаги. Замечает меня, поворачивается. Спокойно делает шаг в мою сторону.
– Никита Сергеевич, добрый вечер. Хорошо, что вы ещё не ушли, я хотел уточнить пару деталей.
Я настолько теряюсь, что пожимаю протянутую руку.
– Да, что такое? – меня не отпускает ощущение, что я в каком-то параллельном мире.
Богатырёв задаёт несколько каких-то незначительных вопросов. Отвечаю, всё больше и больше чувствуя замешательство.
– Ну что ж, отлично, – майор кивает сам себе, собирает свои листы. – Анна Николаевна не работает сегодня? – спрашивает вдруг.
Его тон неуловимо меняется, но я не могу понять, в чём дело. А потом до меня доходит смысл вопроса. Что?..
– А вы не в курсе?
– В курсе чего? – мужчина вскидывает на меня глаза. – Что-то случилось?
– Нет… нет, я… Анна Николаевна взяла несколько дней отпуска, – повторяю навязшее в зубах враньё.
– Удивительно, – он слегка улыбается. – Не думал, что она вообще понимает значение слова «отпуск».
– Да уж, – запускаю руку в волосы, растерянность переходит все границы. – А вы когда виделись последний раз?
– М-м, – Богатырёв мрачнеет, отворачивается, – несколько дней назад.
– Простите, что уточняю, но… это было… – называю дату и вижу, как он хмурится, внимательно глядя на меня.
– Да. Зачем вам? – разворачивается полностью, вставая прямо напротив. Прищуривается, затем зло хмыкает. – Значит, вот про кого она говорила…
– Что говорила?
– Ничего, – майор холодно кивает и идёт к выходу.
Сжимаю кулаки и, подождав пару секунд, иду за ним. Догоняю на улице возле служебной машины. Не хватало ещё устраивать разборки в больнице.
Богатырёв уже открыл дверь и стоит, опираясь на раму.
– Ну? – недружелюбно спрашивает, когда я подхожу.
– Что ты имел в виду, когда сказал, что она про меня говорила?
– Знаешь, что? – он окидывает меня взглядом. – Пошёл ты нахрен, хирург. Ты и мизинца её не стоишь. Знал бы я, что она именно в тебя влюбилась, в жизни бы не сказал ей, что отступлю.
– Что? – у меня пропадает голос.
– Что слышал, – он смотрит на меня и вдруг издевательски улыбается. – Ах вот оно что. Ты уже, похоже, успел всё просрать. Кто бы сомневался! – делает движение, чтобы сесть в машину, но я хватаю его за плечо.
– Руки! – быстро стряхивает мою ладонь.
– Почему ты не вышел тогда из подъезда?
– Из какого подъезда, ты свихнулся? – майор смотрит на меня недоумённо.
– В тот вечер вы зашли в подъезд, но ты не выходил оттуда…
– Ясненько, – тянет эта сволочь. – Столько с ней работаешь, а так про неё ничего и не понял. Устроил ей сцену ревности, придурок? С какой стати я должен тебе что-то объяснять? Я ушёл от Ани через несколько минут. А вот что произошло потом – не твоё дело. Так что можешь вообще-то успокоиться. А хотя нет, не успокаивайся – живи теперь с этим.
Он садится в машину, я на автомате делаю несколько шагов назад и смотрю вслед, ничего не видя.
* * *
Эту ночь я запомню на всю жизнь. Не сомневаюсь, она мне ещё долго будет сниться в кошмарах.
Осознание того, что я наделал, накрывает с головой. Куда не повернись, со всех сторон вина полностью моя. И как выбраться из ямы, в которую загнал себя собственными руками, я не имею ни малейшего представления.
Шаг за шагом препарирую своё поведение за последние несколько месяцев. Был бы я трупом в анатомичке – на фрагменты бы сам себя разобрал. Как у любого врача-клинициста, с анализом и выстраиванием логических связей у меня всегда всё было в порядке. Ну и где в таком случае, спрашивается, были мои мозги?
Я ведь даже не могу толком сформулировать, почему так вёл себя с Аннушкой. Точнее, мне-то казалось, что я просто требователен, потому что в нашей профессии нет места ошибкам. А она – одна из тех редких людей, кто рождён быть врачом, должна быть строга к самой себе и развивать свои способности. Но почему моя строгость к ней приобрела такие формы?
Или, может быть, всё дело в том, что я с самого начала знал, что не смогу остаться к ней равнодушным?
Итоги ночных размышлений неутешительные.
Признать вину – полдела. Что мне делать дальше? На этот вопрос ответа у меня нет.
С утра, выпив крепкий чёрный кофе, выхожу на улицу. Здания плохо видны из-за тумана, в воздухе висит сырость. Подхожу к своей машине и обнаруживаю сзади, возле багажника, пацана и девчонку. Явно младшие школьники, лет по семь-восемь.
– Что такое? – спрашиваю ровно, стараясь не напугать детей.
Знаю, что выгляжу после бессонной ночи так себе. Мальчик, вздрогнув, оборачивается, я вижу русую чёлку и голубые глаза. Сердце пропускает удар. Мотнув головой, чтобы отогнать воспоминания, повторяю: