Заноза Его Величества
Шрифт:
Правда, да, я в Катькином теле, а Катька в моём. Но если это кого и сбивает с толку, то только как раз Ленку. Мы с Катариной видим друг друга как есть, а вот Ленка путается, хотя её это не останавливает. Она накрыла «поляну» и по Катькиным инструкциям бухает с нами, чтобы быть в курсе того, что на самом деле происходит.
— А что не так с Мармеладиком? — накапывая по всем правилам через кусочек коричневого сахара на специальной дырявой ложке абсент, интересуется Ленка.
— Трахнул девочку, а потом пошёл во всеуслышание законному мужу заявил, что достала она тому не целочкой. А у них там, знаешь ли, строго с этим, —
— Вот козёл! — ёмко озвучивает она своё к этому отношение.
— Он не хотел, — очередной раз возражает Катька. — Всё было не так.
— Ага, запнулся, упал и нечаянно воткнулся в тебя своим хреном. Лен, ну ты в курсе, как это бывает, да?
— А то! — разглядывает подруга каким красивым зеленоватым цветом опалесцирует в тонком стекле наш волшебный напиток.
— Это я его уговорила, — упрямо качает головой Катька, защищая своего герцога как неоперившегося птенца. — Накануне назначенной свадьбы. Сказала, что так надо. Что я признаюсь королю в первую брачную ночь, и он выгонит меня с позором. Таков наш план.
— Э-э-э… как-то бессмысленно и беспощадно, — резюмирует Ленка, многозначительно пожимая плечами.
— И правда похоже на план! — всплёскиваю руками я. — На план. В смысле какого ж подорожника вы там накурились, что это вам показалось хорошей идеей? И какого ж лешего ты не призналась тогда, Кать?
И если честно, я злюсь. Не знаю на себя или на неё. И это даже не ревность. А ощущение какой-то тотальной несправедливости, что я полностью завишу от этой девчонки. Что связана по рукам и ногам её телом, её жизнью, её заморочками. Что вынуждена крутиться как вошь на гребешке, и даже Гошке поверить боюсь, хоть он и называет меня Даша. Боюсь, хоть у меня и сердце останавливается от его пронзительных взглядов. Но ведь видит он не меня! Слышит не меня. Обнимает не меня. И любит не меня. А вот это недоразумение в моих тряпках, отдавшее своё сердце Дамиану. Как бы она ни возражала, а отдала окончательно и бесповоротно.
— Меня отговорила Дора. Сказала, что поможет, — тем временем блеет недоразумение.
— Вот врёшь же, Кать, и не краснеешь! — всё же не выдерживаю я.
— Даш, да почему врёт? Там просто уже признаваться было не вариант, — подаёт Ленка бокал Катьке, спохватывается, протягивает мне. — Я ж так поняла, что с Дамианом вы к тому времени уже посрались? — обращает она мне вопрос, заданный Катьке. — Тьфу на вас, совсем запутали! — прикрывает она глаза рукой. — Короче. Катька хотела Дамиану отомстить, — поясняет она тарелке. — Правильно?
— Да, я хотела изменить внешность и отомстить, а не попадать сюда, — кивает Катарина.
— И всё подготовила чтобы, значит, предстать перед обидчиком в новом шикарном обличье, но не успела, её схватили, — кивает и Ленка, по-прежнему обращаясь то ли ко мне, то ли к Катьке, то ли к тарелке.
— И в короля плюнула, чтобы ей голову отрубили, в таком была отчаянии, что фокус с исчезанием не удался, — добавляю я. — Это к вопросу о позоре, который вроде изначально в планах стоял.
— Да, ладно? — удивляется Ленка.
— Ага. И вот тут самовольно вмешался фей. А там уже я взяла на себя смелость дать согласие на замужество. И только после этого, когда её не знаю какой отдачей обратно в своё тело вернуло, в спальне мужу признаваться стало не вариант.
— Я бы руки на себя
— Только несостыковочки у тебя, Кать, — теперь упрямо качаю головой я. — Это ты вон, тёте Лене вешай лапшу на уши, она жалостливая. А я уже без тебя разобралась, что было всё не так.
— Но я не вру, — вздыхает она.
— Может быть. Только путаешься в показаниях. То ты хотела признаться мужу и опозориться, то хотела избавить свою семью от позора. Как так?
— Ну, когда дело было сделано, невинность потеряна, там уже перспектива чистосердечного и явки с повинной показалась ей не настолько радужной. Вот она и давай искать обходные пути. Видишь, чуть руки на себя не наложила.
— Лен! — перебиваю я. — Или как к тебе лучше обращаться? Госпожа адвокат? Понятно, когда дело сделано, и понимаешь, что парню не грозит ничего, а тебе реально светит позорное клеймо на всю жизнь, начинаешь искать как бы выкрутиться. Но, Кать, — поворачиваюсь я к этой козе рода Лемье, — признайся, ты не ради того, чтобы Георг выгнал тебя с позором пошла совращать невинного Дамианчика. Не для того навешала парню лапши на уши, чтобы он свой брандспойт расчехлил на радостях и потом законному мужу об этом сообщил, — передаю я Ленке и Катькин бокал. — Тебе просто нужна была первая кровь. Да, Кать?
— Погоди, погоди, — берёт Ленка пустую ёмкость. — Какая такая первая кровь?
— Та самая, на простыни. Которую Дамиан теперь королю в нос сунет. И свидетели есть, правда? Хоть слуги, хоть лесник какой завалящий. Где бы вы там ни кувыркались, а наверняка Дамиан свидетелей предъявит. Да? Он в отчаянии. Подозреваю, обижен, оскорблён. Подозреваю, считает, что ты его обманула, — давлю я.
— Это он меня обманул. И ничего он не предъявит, — упрямо качает головой Катька. — И простынь спрятана у меня. Потому что вам она тоже понадобится, чтобы вернуться. Там в тайнике всё есть: и шкура змеи, и сперма, и конский пот.
— Фу, блин, девки, прекратите это за столом обсуждать, — брезгливо отставляет посудину Ленка.
— Да ладно тебе, Лен. Наливай! — подаю ей бокал, встаю и вручаю Катьке ту самую тетрадку, из которой они для записки вырвали лист. — А ты рисуй план, где всё это богатство найти. И что со всем этим делать тоже пиши. Нет, подожди, — отодвигаю тетрадь, — сначала расскажи-ка мне подробно как оно всё было. Вот прямо пошагово. Чтобы я чётко понимала какими неисповедимыми путями ты оказалась здесь. Каким боком там замешан Дамиан. И я точно знала, что со всем этим делать. Я начну, — складываю ладони. — Вернёмся на четыре года назад. Итак, ты помолвлена с Дамианом. Георг женат на Аурелии. Но в один момент всё рушится.
— Да. Аурелия умирает. Я становлюсь невестой Георга, — кивает она.
— Тебе на этот момент всего пятнадцать, — развожу я руками. — В Дамиана ты уже влюблена?
— Не знаю. Мне кажется, нет. Смерть Аурелии — это было так тяжело, — вздыхает она. — Так ужасно. Я всё время плакала. Мама тоже. Девочки были маленькие. А Дамиан, он всё время был рядом. Нас поддерживал. Помогал отцу с делами, когда тот слёг. Мы думали, отец не переживёт такого горя. Аурелия была его любимицей.
— На-ка! — протягивает ей бокал Ленка и грозит мне пальцем, чтобы не давила. Но я отмахиваюсь. Я просто хочу разобраться. Узнать всё из первых рук. Услышать от Катарины.