Занятие для идиотов
Шрифт:
Натапов замер с телефоном в руке. О событии душераздирающем и рубежном, разделяющем серую жизнь от сверкающего почестями подвига, ему сообщили так безлико и скучно, словно позвонили с почты с просьбой зайти за залежавшейся бандеролью.
Натапова качнуло. Его, словно оглоушенного, вытащенного из воды и лишенного привычного кислорода оттеснили от кассы; с пакетом пивных бутылок он застрял в стороне, отрешенно наблюдая за магазинной суетой и думая о том, что как это странно: его победа совершенно никого не волнует. Казалось, все и каждый должны были бы его поздравлять и с глазами горящими, полными восхищения, славить
«Им не нужна моя победа и мое кино, – подумал Натапов. – Им нужны попкорн, пепси, темнота и ляжка подружки справа или слева. И очень хорошо. Значит, я должен писать так, чтоб они забыли о попкорне и подружке, чтоб, впившись в экран, застыли с открытыми ртами на полтора, два часа, в течение которых я вложу в них порцию добра, высоты и света. Я буду так писать. Я победил. Привет тебе, швед Левинсон. Кто оказался прав?»
Но все-таки не первый. Кто-то, шустрее или талантливей, его, его опередил. Или лапа за ним мохнатей, крыша покрепче. Или тема у него покруче. Например, патриотизм, который на словах всегда востребован, всегда в моде. Хотя разве его «Страж» не есть один сплошной гимн патриотизму? Человек, беззаветно спасающий родной лес, природу, стало быть, жизнь, разве не есть он самый настоящий патриот России? Да что там России – всей Земли! Впрочем, всей Земли – не надо, патриотизм понятие национальное, на всю планету, пока мы не высадимся на Марсе, не распространяется.
Он двинул по теневой стороне домой; не дошел, тормознул, запутавшись в эмоциях, у сквера, скользнул на любимую лавочку в тени акаций и свинтил крышку с первой бутылки.
Добился? Достиг? Можно радоваться?
Удивительно. Значит, в его голове водится нечто такое, что заставило других обратить на него внимание и даже наградить. Значит, в ней не только дороги, выпивка, рыбалка, девчонки, футбол и прочая ерунда, значит, в ней есть мысли и живые слова, на которые откликаются современные люди.
Натапов выдохнул до полного схлопывания легких и снова вольготно наполнил легкие кислородом. Орлом оглядел город и мир и задал городу и миру вопросы: «Ну, что теперь? Где вы, алчные продюсеры и великие режиссеры? Сценарий есть. Отдается в хорошие руки. Вставайте в очередь, негодяи. Бросайтесь, рвите его из рук, тащите на студии и снимайте».
Он допивал пиво и размышлял о том, что теперь полностью переменит жизнь. Премия на конкурсе невелика, но она даст возможность отбиться от застарелых долгов, а далее, с неизбежностью рассвета, повалятся на него косматые гонорары на студиях. Он слышал, что у продюсеров самая маленькая стоимость сценария двадцать тысяч баксов, и это, прикидывал он, уже кое-что, тропинка к той единственно имеющей смысл жизни, где художника заботят не подлые унижающие копейки, но искусство, творчество, новые великие замыслы.
Наташа пришла следом за ним; едва переступила порог, как он сообщил ей о распиравшей его фантастической новости. «Здорово. Ты большой молодец, – сказала она, – а в городе так жарко, что просто ужас». Сказала и юркнула в душ.
Натапов пожал плечами, немного поскучнел и вспомнил о том, что люди не равнозначно понимают друг друга. «Даже твой собственный клон не поймет тебя так, как понимаешь себя ты. Ничего, – решил он, – она женщина, она, возможно, оценит этот день позже, когда я куплю ей кольцо с бирюзой или шубку».
Он позвонил маме, и мама, одной эмоциональной с ним закваски, его не подвела.
– Сын, конечно, я горжусь тобой, – сказала она, – но это все так тревожно, так волнительно. Вспомни Волика, он не раз повторял, что профессия сценариста самая незащищенная, самая унизительная и неблагодарная. Послушай маму, сынок: премия хорошо, но не лезь глубоко в кино, все это очень рискованно, может плохо кончиться.
«Мама смешная, – подумал Натапов. – Она забыла или не знает, что на риск тянет исключительно нормальных мужиков с высоким тестостероном. Значит, я такой. Я чувствую, что только там, в риске, в сантиметре от огня, возможен настоящий успех. Пей пиво, Натапов. Пей пиво и ничего не бойся. Через гору ты уже перевалил, самое трудное позади».
8
Три дня оставалось до пятнадцатого, когда должна была начаться новая его биография, однако обнаружилось, что жизнь, как обычно, играет с человеком в свою игру по ее, жизни, собственному разумению.
Случилось это в воскресенье, с утра, когда он, еще лежа в постели, ласками и нежными словами склонял Наташу на любовное согласие.
Запиликавший мобильник, забытый с вечера в кармане джинсов, можно было проигнорировать, тем более, что уже раскрылись и потянулись к нему ее ищущие руки, но то ли бесконечная настойчивость звонившего, то ли интуиция или черт знает что еще заставили Натапова, матюгнувшись, вскочить, пробежать босыми ногами до валявшихся на кресле джинсов, выхватить мыльницу телефона и ответить.
– Привет, Натапов, – произнес уверенный, полнозвучный женский голос. – Меня зовут Елена Майская, для тебя просто Лена. Я твой режиссер.
«Майская? – ахнуло у Натапова в груди. – Та, что взяла первый приз на фестивале “Киношок” в Анапе за сумасшедший фильм о школе? Мое везение мне не изменяет?»
– Вы не ошиблись? – спросил Натапов.
– Натапов, не комплексуй. Я прочла твой сценарий. Я буду его снимать.
– Минутку… – Натапов махнул Наташе, мол, я сейчас; голый, еще возбужденный, вышел в кухню; чтоб выиграть время и осознать, понес дежурную ерунду: – Дело в том, что сценарий сейчас на конкурсе…
– Все знаю. И что тебе вторую премию дадут – тоже знаю. Повторяю, я его прочла.
– Каким образом? Там ведь все секретно, я там под девизом… – говорил, а в груди разливалось тепло: вот оно, признали, заторопились, засуетились – наконец-то!.. – Как вы могли прочесть? Кто вам дал мой телефон?
– Слушай, Натапов, не будь лохом – знаешь, что такое режиссер, когда он ищет сценарий? Вот и молчи. Я Майская, Натапов. Ты чего не рад? Не прыгаешь до потолка?
– Я прыгаю, – сказал Натапов.
– Не сильно прыгай, прошибешь потолок. Короче, надо встречаться.
– Когда? После награждения?
– Ага. Часа через два. Я буду ждать тебя в баре Дома кино. На входе, если спросят, скажешь, что у тебя встреча с Майской.
– Этого достаточно?
– Натапов, не остри.
– Я буду в двенадцать, – сказал Натапов. – Как я узнаю вас, Елена?
– Увидишь самую красивую, с самыми умными глазами – подходи.
«Подойду к самой наглой», – уточнил для себя Натапов, но все же отметил, что Майская его зацепила.