Западноевропейская поэзия XХ века. Антология

Коллектив авторов

ЗА КНИГОЙ

Перевод Б. Пастернака

Я зачитался. Я читал давно. С тех пор, как дождь пошел хлестать в окно. Весь с головою в чтение уйдя, Не слышал я дождя. Я вглядывался в строки, как в морщины Задумчивости, и часы подряд Стояло время или шло назад. Как вдруг я вижу — краскою карминной В них набрано: закат, закат, закат. Как нитки ожерелья, строки рвутся, И буквы катятся, куда хотят. Я знаю, солнце, покидая сад, Должно еще раз было оглянуться Из-за охваченных зарей оград. А вот как будто ночь, по всем приметам, Деревья жмутся по краям дорог, И люди собираются в кружок И тихо рассуждают, каждый слог Дороже золота ценя при этом. И если я от книги подыму Глаза и за окно уставлюсь взглядом, Как

будет близко все, как станет рядом, Сродни и впору сердцу моему! Но надо глубже вжиться в полутьму, И глаз приноровить к ночным громадам, И я увижу, что земле мала Околица, она переросла Себя и стала больше небосвода, А крайняя звезда в конце села — Как свет в последнем домике прихода.

СОЗЕРЦАНИЕ

Перевод Б. Пастернака

Деревья складками коры Мне говорят об ураганах, И я их сообщений странных Не в силах слышать средь нежданных Невзгод, в скитаньях постоянных Один, без друга и сестры. Сквозь рощу рвется непогода, Сквозь изгороди и дома. И вновь без возраста природа, И дни, и вещи обихода, И даль пространств, как стих псалма. Как мелки с жизнью наши споры, Как крупно то, что против нас! Когда б мы поддались напору Стихии, ищущей простора, Мы выросли бы во сто раз. Все, что мы побеждаем, — малость, Нас унижает наш успех. Необычайность, небывалость Зовет бойцов совсем не тех. Так ангел Ветхого завета Нашел соперника под стать. Как арфу, он сжимал атлета, Которого любая жила Струною ангелу служила, Чтоб схваткой шим на нем сыграть. Кого тот ангел победил, Тот правым, не гордясь собою, Выходит из такого боя В сознанье и расцвете сил. Не станет он искать побед. Он ждет, чтоб высшее начало Его все чаще побеждало, Чтобы расти ему в ответ.

ДАМА ПЕРЕД ЗЕРКАЛОМ

Перевод В. Топорова

Растворит, готовясь к ночи, весь облик, как снотворное в бокале, в беспокойно блещущем зерцале, и улыбку бросит в эту смесь. И, когда запенится, вольет волосы в глубь зеркала и, нежный стан освободив от белоснежной ткани платья бального, начнет пить из отраженья. Так она выпьет все, о чем вздохнет влюбленный, — недовольна, насторожена, — и служанку кликнет полусонно, лишь допив до дна и там найдя свечи в спальне, шкаф и шум дождя…

СМЕРТЬ ВОЗЛЕ НАС

Перевод В. Топорова

Великая молчунья возле нас верна себе — и только. Никакой нет почвы для острасток и прикрас. Окружена рыданий клеветой, стоит, как трагик греческий, она. Не все на свете роли величавы. Мы суетно играем ради славы, а смерть играет, к славе холодна. Но ты ушел со сцены, разрывая малеванные кущи, — и в разрыв свет хлынул, шум, упала ветвь живая, действительностью действо озарив… Играем дальше, реплики и жесты всё машинальней воспроизводя. Но ты, кому не стало в пьесе места, но ты, кого не стало, — ты, уйдя, действительностью подлинной проникнут, врываешься в разрывы декораций — и сброд актеров, паникой застигнут, играет жизнь, не жаждая оваций.

ОСТРОВ

Перевод Е. Витковского

1

Прибой скользит в береговом песке, и все в пути разглаживает он, — лишь островок приметен вдалеке. Извилистою дамбой окружен мир островка, и жители его во сне родились; там века и предки сменились молча; разговоры редки, и каждый — как поминки для того необъяснимого и наносного, что к ним морской волной занесено. И это все, что взору их дано с младенчества; как много здесь чужого, того, чем беспощадно и сурово их одиночество угнетено.

2

За круглым валом спрятан каждый дворик, как в лунном цирке; деревца стоят, удел которых по-сиротски горек и жалок; буря много дней подряд муштрует и причесывает их всех

ровно. По домам при непогоде сидят семьей, и в зеркалах кривых разглядывают — что там на комоде за редкости? Под вечер за ворота один из сыновей идет, и что-то плаксиво на гармонике ведет — в чужом порту так пелась песнь чужая. А вдалеке, клубясь и угрожая, над внешней дамбой облако растет.

3

Здесь только замкнутость, и ей чужда другая жизнь, и все внутри так тесно и переполнено, и бессловесно; и остров — как мельчайшая звезда: простор вселенной в грозной немоте ее крушит, не глядя. И она, неслышная и в полной темноте, одна, чтоб отыскать предел в просторе этом, по собственному, смутному пути пытается наперекор идти галактикам, светилам и планетам.

ДЕЛЬФИНЫ

Перевод К. Богатырева

Те — царившие — своим собратьям разрешали приближаться к трону, и каким-то странным восприятьем узнавали в них родных по статям, и Нептун с трезубцем, и тритоны, высоко взобравшись над водой, наблюдали сверху за игрой этих полнокровных, беззаботных, столь несхожих с рыбами животных, верных людям в глубине морской. Весело примчалась кувырком теплых тел доверчивая стая и, переливаясь серебром, и надеждой плаванье венчая, вкруг триремы сплетясь венком, словно опоясывая вазу, доведя блаженство до экстаза, виснет в воздухе одно мгновенье, чтобы тут же, снова скрывшись в пене, гнать корабль сквозь волны напролом. Корабельщик друга виновато ввел в опасный круг своих забот и измыслил для него, собрата, целый мир, поверив в свой черед, что он любит звуков строй богатый, и богов, и тихий звездный год.

ЕДИНОРОГ

Перевод К. Богатырева

Святой поднялся, обронив куски молитв, разбившихся о созерцанье: к нему шел вырвавшийся из преданья белесый зверь с глазами, как у лани украденной, и полными тоски. В непринужденном равновесье ног мерцала белизна слоновой кости, и белый блеск, скользя, по шерсти тек, а на зверином лбу, как на помосте, сиял, как башня в лунном свете, рог и с каждым шагом выпрямлялся в росте. Пасть с серовато-розовым пушком слегка подсвечивалась белизной зубов, обозначавшихся все резче. И ноздри жадно впитывали зной. Но взгляда не задерживали вещи — он образы метал кругом, замкнув весь цикл преданий голубой.

ПЕСНЯ МОРЯ

Перевод В. Леванского

Выдох древних морей, бурный Борей, ты не чужой и ничей, ветер ночей. Выйду на берег скорей — спорит со мной выдох древних морей, ветер ночной. Только для древних скал воет простор. Как налетает шквал! Стонет инжир сквозной — как он руки простер там, под луной!

* * *

«Не воздвигай надгробья. Только роза…»

Перевод Г. Ратгауза

Не воздвигай надгробья. Только роза да славит каждый год его опять. Да, он — Орфей. Его метаморфоза жива в природе. И не надо знать иных имен. Восславим постоянство. Певца зовут Орфеем. В свой черед и он умрет, но алое убранство осенней розы он переживет. О, знали б вы, как безысходна смерть! Орфею страшно уходить из мира. Но слово превзошло земную твердь. Он — в той стране, куда заказан путь. Ему не бременит ладони лира. Он поспешил все путы разомкнуть.

* * *

«Где-то есть корень — немой…»

Перевод 3. Миркиной

Где-то есть корень — немой, в недрах, глубоко, сросшийся с древнею тьмой, с тишью истока. Головы в шлемах, белей кудри, чем луны, братство и брани мужей, жены как струны. С веткою ветвь сплетена гуще, теснее… Только вот эта одна вырвалась. Тянется ввысь. О, не сломайся! Согнись в лиру Орфея!