Западня для князя
Шрифт:
— Михаил, я тоже сотник.
— Будь здоров, Михаил!
— И ты не хворай, — дружинник наконец улыбнулся.
Семён не сразу придумал, как выяснить, кто из бывших вольных людишек искренне захочет служить князю. Не спросить же у них напрямик? Многие не упустят шанса таким образом избавиться от каторги, однако ж сбегут при любом удобном случае.
Хотя… может, действительно стоит спросить?
На одном из привалов Семён осторожно завел разговор со своими бывшими разбойниками.
— Вот послушайте, —
— А ты? — заинтересовались сидящие.
— Ну я подумал и решил: раз князь просит, нужно уважить. «Послужу, — говорю ему, — только и разбойничков моих к себе на службу возьми».
— Правильно сказал! Молодец!
— А что, пошли бы в дружину? — хитро прищурившись, спросил Семён.
Разбойники разом загомонили. Говорили разное.
— А что, чай в дружине не хуже, чем в разбойниках!
— Служить князю! Ты спятил!
— Да разве ж нас кто отпустит!
— А я послужил бы. Надоело по лесам мыкаться.
— Так он и взял нас на службу, удивительно, что не повесил. Он же князь, а мы кто? Колодники.
— Не говори так, князь милостив.
Один из разбойников потряс зазвеневшими цепями.
— Вот она, княжеская милость.
— Но и мы далеко не ангелы небесные.
— Эх, начать бы все сначала…
Во время этого разговора Семён приглядывался к говорившим, запоминая, кто действительно хотел оставить прежнюю жизнь. Видимо, отсидка в порубе повлияла и на них. По большей части это оказались мужики, ушедшие с Семёном с пепелища их деревни, чему тот совсем не удивился. Все-таки они стали разбойниками поневоле.
Семён указал на них Михаилу, после чего бывших разбойников расковали и до самого Холма они передвигались пешком, зато без оков. Остальных под конвоем повели на копи. До развилки, где отряд разделился, колодники сыпали проклятиями в сторону своего бывшего атамана, а Семён лишь посмеивался.
Холм действительно был сердцем княжества. Город сразу поражал обилием садов. Слободки тянулись вдоль каменных стен. По улицам сновали ремесленники и просто горожане. Семён даже удивился, насколько Холм выглядит оживленней и живописнее Галича. А ведь недавно в городе бушевал пожар.
Их привели на княжеский двор. Часть дружинников жила здесь, а часть в воинской слободке, располагавшейся неподалеку. Михаил отправил их сначала в баню, а потом повел в здоровенный амбар выбирать одежду и оружие: негоже княжескому человеку сверкать телом сквозь лохмотья.
Семён неплохо снарядился. Хоть и исхудал в темнице, но все равно выглядел внушительно. Ему приглянулся шестопер. Остальные тоже выбрали себе оружие по своему норову, но в основном брали палицы. Крестьянская рука привычнее к дубине.
Михаил критически осмотрел свой новый десяток и велел взять еще по мечу, копью и луку да выбрать ножей метательных по руке. Обращению с этим оружием он собирался учить бывших разбойников сам.
— А теперь всем отдыхать, — скомандовал он, — пойдем за мной.
Он отвел их в слободку, где новоиспеченным дружинникам были определены две просторные избы.
Семёнов десяток расположился, но отдыхать никто не стремился. Они собрались вокруг Семёна и преданно заглядывали ему в глаза.
— Ну как, атаман? Что делать будем? — наконец начал один.
— Известно что, служить, — ответил тот, — да и не называйте меня больше атаманом. Не разбойники мы уже.
— Как скажешь, — сразу успокоились бывшие разбойнички, — служить так служить.
Обучение проходило ни шатко ни валко. Нелегко было из лесных людишек воспитать дружинников. Однако Михаила радовало, что дисциплина в десятке присутствовала. Все безоговорочно слушали Семёна. Еще бы — он спас людей от лютой смерти и от каторги, считай, выручил.
Их сотник все еще присматривался к Семёну. Хотя само по себе заступничество Георгия было для него весомо, Михаил не привык запросто доверять людям.
Спустя неделю десяток Семёна отправили в ночное — стеречь коней. Тот, конечно, удивился.
Проверяет. Ну ничего, не осрамимся.
Табунок лошадей был хорошим кушем — уйти с ним было бы большой удачей. Но Семён крепко завязал с прошлым и дал зарок хорошо стеречь коней.
Ночь возле костра напомнила ему детство. Так же ребятишками они пасли коней.
Бывают такие моменты, когда ты как будто переносишься в другое время. Темень, языки костра, степной ночной холод. И Семён, придвинувшийся к костру. Вроде здоровые мужики, а если посмотреть внутренним взором, то вокруг костра сидит с десяток мальчишек, словно в этой отметке настоящее встречается с прошлым.
— А помните, как мы коней пасли? — спросил чей-то голос, словно отозвавшись на мысли Семёна.
— Да-а, — ответил другой, тоже, видимо, погружаясь в воспоминания.
Все молчали, думая каждый о своем. Ночь была хороша. Тихая, без ветерка. Высокие звезды на темно-синем небе. Кони негромко переступают, иногда слышится тихое ржание. Чернеет лес, еле видный на фоне неба.
Видишь ту звездочку? Когда мы будем в разлуке, вспоминай меня, если увидишь ее.
Глаза Семёна защипало. Ему вспомнилась его жена. Молодая, в свадебном наряде. А не такая, какой нашел на пепелище.
— …Тять, а ты мне купишь коника?..
— …Куплю, будешь большим, станешь землю пахать…
— …Я на нем Аленку катать буду…
— …Ее жених катать будет…
— …А я кого?..
— …А ты свою невесту…
— …Тять, а мы никогда, никогда не умрем?..
Никогда сынок, никогда.