Запах цветущего кедра
Шрифт:
— Что, в самом деле? — вдохновился тот.
— Зуб даю...
— Эх, я бы её приголубил! — проговорил Гохман и осёкся.
Он остановил мотоцикл возле своего дома и снова взглянул на Колюжного с ненавистью.
— Это надо же, второй раз возвращаюсь с Гнилой — и рожа расцарапана. И если бы только рожа — отбрехаться можно.
— А что ещё? — Сатир как-то незаметно превратился в трагика.— Вся спина изодрана!
— Это хреново.
— Повисла и драла, как тигрица, — забухтел тот. — Сквозь
— Прости меня, — покаялся Колюжный. — Хотел помочь женщине. Иначе бы твою милицию подожгла.
— Что? — подскочил Бурнашов. — Даже так? По-крупному сорвалась!
— Да лучше бы подожгла! — горевал Гохман. — Давно пора спалить. Как покажусь? Развод железный!
— Найдём Сашеньку, бабы скорей разберутся.
— Где найдёшь? Час мотаемся по посёлку!
— Ты пока спину жене не предъявляй, — посоветовал Кирилл Петрович. — После возвращения с Гнилой покажешь. Отмазка будет: женщин с деревьев снимал — поцарапали.
Участковый тяжело вздохнул.
— Сейчас переодеться бы. Как я предстану перед кинозвездой? Хотя бы рубаху сменить... Да сразу увидит!
— Дам рубаху, — пообещал Бурнашов. — У меня запасных куча. Поехали Александру искать?
— Милицейскую дашь? Форменную?
— Форменных нету...
— Тогда молчи! — Гохман спрыгнул с мотоцикла. — Сдаваться иду. Если долго не будет, выручайте. Придумайте что-нибудь: мол, срочно вызывают, губернатор летит. Только про Неволину — ни слова! Может, хоть побриться успею!
— Не брейся — вслед посоветовал Бурнашов. — Со щетиной ты брутальный самчина. Надо сохранять имидж.
— Чего?
— Ну, образ! Сейчас женщинам нравятся неопрятные, небритые.
Гохман убежал, а Колюжный на месте усидеть не мог — метался вдоль улицы.
— Да где он, мать его!
— Отношения выясняет, — отозвался Бурнашов. — Хлопотное это дело... Александра напилась? Говори честно!
— Чуть-чуть, — признался Вячеслав.
— Если подстриглась, царапаться бросилась и поджигать — не чуть-чуть...
— Ну, подстриглась она из-за репьёв.
— Не оправдывай... Удержать не мог? Впрочем, трудно удержать, если вразнос пошла.
— Бутылку отобрал.
— Ей вообще нельзя к спиртному притрагиваться. Дурная становится. Знаешь, что она вытворяла?
Однако рассказывать не стал, может, потому, что тишина в доме Гохмана действовала успокоительно, только свиньи во дворе хрюкали. И вообще, после сумасшедшей, тревожной ночи посёлок угомонился и отсыпался. Колюжный тоже слегка усмирился, по крайней мере перестал метаться.
— Сейчас историю услышал, — поделился он переполняющими
— Ты про кого? — чуть оживился Бурнашов.
— Про Евдокию Сысоеву.
— Опять про Евдокию.
— Представляешь, Сорокины её дважды продавали, и она оба раза возвращалась!
— То есть как — продавали?
— Как продают пленниц, рабынь. В заложницах у них была! Ещё в Канаде!
Стрёкот геликоптера показался громким и враз испортил момент откровения.
— Это он куда? — сам себя спросил Кирилл Петрович.
Игрушечный вертолёт взмыл над Усть-Карагачом, развернулся, приподнял хвост и понёсся куда-то на восток.
— Вы с пилотом договаривались? — Колюжный таращился в небо.
— Как же! Бензовоз пригнал! Маршрут проложили, то есть курс согласовали... Где этот немец?!
Он бросился к калитке, но Гохман уже летел навстречу: с вилами, в прежней фуфайке и с автоматом — переодеться и побриться не успел.
— Куда вертолёт полетел?
— У тебя хотел спросить!
— Давай быстро на аэродром!
Мотоцикл опять завели с толкача, на ходу оседлали и выползли на центральную улицу.
— Хозяйство запущено, — посожалел участковый. — Огород пахать надо... Единственная отрада — имидж сохранил и Ларису Неволину увижу.
— Её лучше на экране смотреть, — отозвался Бурнашов. — Газу-то прибавь. Чего мы тащимся — пешком быстрее...
— Ты — человек опытный, учёный, — не унимался тот. — Скажи: можно влюбиться в женщину, которую только в телевизоре видел?
— Легко. В наш век техники — так особенно.
— Нет, я серьёзно спрашиваю! Раньше мы на танцах знакомились, в клубе... Даже на улице. Пройдёт мимо — душа так и затрепещет. Смотришь вслед, запах чуешь. А тут — стекло перед тобой и картинка...
— Любовь — давно уже штука виртуальная, — бесстрастно заключил Кирилл Петрович. — И любим мы не женщину — своё воображение, фантазию. Потому и не узнаём, когда встречаем во плоти. Увидишь эту Неволину, а она не такая — вот тебе и разочарование. Это и тебя касается, Славка.
— А правда, что ей сельские мужики нравятся? В одном сериале она врачиху играет. Будто приехала из города и влюбилась в участкового.
— Это в сериале, наивная ты душа!
— Я по глазам увидел — бабью любовь и на экране не спрячешь... Вот соблазню артистку и увезу в фатерланд!
Бурнашов только саркастически ухмыльнулся и промолчал.
Новый приятель Бурнашова, весёлый ясашный дежурный на аэродроме, таскал какие-то брезентовые мешки на бетонную площадку, опасливо поглядывая в пустое небо. Гохман подрулил к нему, но тормоза не работали — пролетел мимо.
— Угнали! — крикнул тот, отпыхиваясь. — Вашу вертушку!.. Три бабы!