Запах цветущего кедра
Шрифт:
— Какие бабы? — Кирилл Петрович спрыгнул на ходу с мотоцикла.
— Одна — твоя, только теперь стриженая! Вторая — сорокинская, Дуська! Которая вся в коже! Ну в общем, стерва!
— Давай всё по порядку, — велел участковый, наконец-то остановившись. — Они что — захватили вертолёт?
Дежурный подтянул неподъёмный мешок на площадку, отдышался и вытаращил узкие, вечно прищуренные глаза — они оказались большими.
— Выходит — захватили! Сначала возле меня кружились, стрекотали. Мы, ясашные, народ гостеприимный — я их чаем стал поить! Даже
Он выругался.
— Дальше что? — допрашивал Гохман.
— Приношу молока, а их нету! Карабина-то я сразу не хватился. Он за головкой кровати стоял... Пошёл смотреть, куда ушли, а вертушка уже винты раскручивает! Я к ней! Гляжу: все трое в кабине! Его стриженая баба мой карабин — в затылок пилоту! Фонарь-то стеклянный — всё видать.
— Чья баба?
— Вон его! — дежурный указал на Бурнашова. — Эта кожаная Дуська мне только ручкой эдак! А эта, третья с ними, мне палец вот так показала. Что значит? — И выставил средний палец.
— А кто третья?
— Жена одного вашего! Фамилию забыл... Ну, которого с Гнилой в наручниках привезли, вроде полковник ментовский.
— Галицына?
— Ну! Жёлтая, больная вроде. Молочка козьего просила. Говорит: жена полковника, а по разговору — только что с зоны откинулась.
— Угонять вертолёты я не учил, — упредил вопрос Колюжный. — Что делать будем?
— Ты — пахан, ты и принимай решение!
— Заявить надо! Угон воздушного судна, — предложил дежурный и воровато огляделся. — Строгие инструкции, терроризм...
— Не торопись заявлять, — остановил его Гохман. — Подумать надо...
— Что тут думать? Сейчас борт МЧС прилетит. Моё начальство прёт вместе с губернатором!
— Представляешь, что будет, если заявить ещё угон вертолёта женщинами? Когда здесь будет Неволина с журналистами?
— Да уж представляю... Выселят с аэродрома... И куда мне? Летать на парашюте умею, а на обласе плавать разучился.
— И ещё посчитай, сколько народу пострадает, — участковый стал загибать пальцы: — Жена Бурнашова — раз, Евдокия Сысоева — два, баба Галицына — три. Им всем срок корячится. А ещё пилот, хозяин вертолёта, арендатор. Ну и ты сам! За ненадлежащее хранение оружия. Если всех сажать, Усть-Карагач бы уже парился на нарах.
Дежурный скис.
— Ну и что теперь, Фёдор?
— Думай. Ты говорил: ясашные — народ самый мудрый.
— Так-то так, но от баб никак не ожидал. Наши обласка без спросу не возьмут...
Гохман стал подсказывать:
— Вертолёт частный: откуда прилетел, куда улетел — какое дело? Ты же за него не отвечаешь?
— Нет, но я видел!
— Тебе померещилось. Что ты видел в свои щёлки? Вчера, поди, не только козье молоко потреблял? Говори: с похмелья глаза вообще заплывают,
— Ага, понял...
— Нет, а что делать-то будем? — опомнился Бурнашов. — Вперёд Неволиной теперь никак не успеть. Женщин с острова не снять... Придётся к артистке на борт попроситься! Славка! Вся надежда на тебя!
— Мы с ней поссорились ещё в Москве, — хмуро признался тот. — Нахамил и деньги не перевёл на фонд...
— Ну, я-то полечу с ней в любом случае, — победно заключил участковый. — По долгу службы!
— Я тоже, — примкнул к нему Бурнашов. — У меня жена там! Надо спасать. Милицию не сожгла — привлекут за угон воздушного судна. Это аргумент. Остаёшься ты, Слав.
— У меня аргументов нет, — тоскливо отозвался тот. — И ещё не факт, что Неволина соизволит здесь приземлиться. Может, напрямую пойдёт, без посадки.
— Куда денется? — уверенно заявил дежурный и пнул мешок. — Губернатором приказано лодки подготовить к загрузке. Журналисты не только с воздуха — с воды снимать будут, как проститутки эти на деревьях висят.
— Откуда здесь жена Галицына взялась? — сам себя спросил участковый. — И за каким... на Гнилую полетела?
— Мужа искать, например, — предположил Бурнашов. — Она с него не слезет. Эту бабу знать надо. Она его живым в землю зароет. Думаешь, почему Галицын драпанул?
И осёкся, поскольку на дороге к аэродрому показался бегущий человек с портфелем.
— Ну вот, ещё и Кошкина несёт, — сразу узнал и скис Гохман. — Сейчас строить будет. Про угон молчите: это прокурорский следователь.
От одного общения с блаженным Сорокиным Колюжный словно заразился его предощущением опасности. В тот момент он себе ничего объяснить не мог, но на всякий случай ушёл в бурьян за бетонной площадкой и там сел на землю.
Кошкин прибежал на аэродром, на ходу сунул руку Гохману и сразу пристал к Кириллу Петровичу — потребовал документы.
— Да меня только из милиции выпустили! — возмутился тот. — Фёдор — свидетель! Что за произвол? Хватаете людей!
— Где твой товарищ, Колюжный?
Бурнашов хоть и глянул в сторону зарослей, но свою оплошку тут же исправил, выхватил свой паспорт у прокурорского, завертелся перед ним, отвлекая внимание.
— Откуда я знаю? Сам ищу! Его из камеры куда-то увезли!
— Что случилось? — будто между прочим поинтересовался Гохман.
Кошкин поставил портфель, расстегнул пиджак и стал охлопывать себя, нагоняя прохладу: запарился.
— Сейчас придёт борт МЧС — полетишь со мной.
— Я и без тебя полечу, — ухмыльнулся участковый. — Там же ЧП на Гнилой. Я заметил: как к нам чужие приедут, так обязательно неприятности. Без гостей и начальства живём тихо и мирно.
Многословие и тон балагура не помогли, Кошкин не поддержал.
— Спасением баб пусть занимаются спасатели! У нас с тобой другая задача. Надо задержать двух лиц и препроводить в Москву. С твоим начальником договорился. Ты Колюжного в лицо знаешь?
— Конечно не знаю!