Запах денег
Шрифт:
— Ты чёрт? — опешил Мотя.
— Чёрт, — окаяшка присел к костру. — Угостишь картошечкой?
— Бери, сколько хочешь.
— Добрая душа, — улыбнулся чёрт. — Тимуркой меня кличут. Нарекли так родители.
— Рубай, Тимурка! — к пришельцу из ада Мотя почему-то испытывал родственную симпатию. — Только я не пойму! Я не запойный пьяница. В сказки не верю. Откуда ты взялся?
— Без комментариев, — ухмыльнулся чёрт.
— Или за душой пришел? Помру я?
— До девяноста будешь огурчиком.
— Так чего ж тебе надо?
Чёрт отряхнул золу
— Договорец с тобой заключить. Личный интерес имеется, — окаяшка острым языком лизнул губы. — Давай так… Сначала я тебе деньгами помогу. А когда тебе 45-ть стукнет, условие свое изложу? И не волнуйся, душа мне твоя не нужна.
Мотя взглянул на окаянного. В лунном свете мерцали пуговки его жилета. Бликовали лаковые штиблеты. Рот до ушей. Милый парняга!
— По рукам! — Мотя протянул широкую ладонь.
Тимурка пожал ее коротко, мускулисто.
С этого дня началась у Моти совершенно другая жизнь. Ему позвонили с дизайнерского гробового агентства, предложили должность с двойным окладом.
Не веря себе от счастья, Мотя полетел в офис. А там ему срочный заказ! Отдал концы глава Солнцевской группировки.
Матвей поплевал на ладони и с наслаждением взялся за дело.
Мраморную усыпальницу выполнил в виде врат рая. По бокам летят мраморные херувимы с розовыми прожилками. Какая-то полногрудая дама бренчит на арфе. А вокруг розы, орхидеи, ландыши. И во весь свой карликовый рост, гордо подбоченившись, стоит сам покойный.
Родные и собратья мафиози остались весьма довольны. Сверх гонорара одарили Мотю по-царски. И предложили на полставки стать главным дизайнером их особняков на Рублевке.
И как же расправил свои крылья Мотя! Буквально за месяц в князья поднялся. Бархатный сюртук надел с алмазной булавкой. Целый этаж в элитном новострое прикупил. С пешего хода на «Феррари» пересел.
Сразу кинулась к нему бывшая жена, Клавочка, с лобызаниями. Но он ее прочь прогнал. А сам завел молоденькую любовницу, Настю. Русая коса до кругленькой, аппетитной попы. Распахнутый взгляд васильковых, слегка развратных глаз. Да, что говорить… Конфетка!
Лабает Мотя элитные гробы, рисует проекты особняков бандитов, в деньгах купается. А сам уже подумывает, скоро 45-ть грянет, что же чертяке за всё это великолепие потребуется?
Когда до назначенной даты остался месяц Мотя решил гульнуть во всю ширь. Взял отпуск и полетел в Испанию на бой быков. Похлебал из бурдюка красного вина на фиесте. Как последнюю суку, отымел на ратушной площади красавицу Кармелиту. Оттуда же сразу в Таиланд, на гребень волны. На доске покатался, отбивными из акульих хрящиков полакомился, островитянок за упругие ягодицы пощипал.
Хорошо!
После жары сразу в холод захотелось, в Гренландию. Там он поохотился на белых медведей. Поцеловал в усатую морду моржа. По просьбе хозяина чума с его женушкой на медвежьей дохе переспал. Сладенькой оказалась гренландочка! Куда там Кармелите и таиландкам!
Вернулся в Москву постройневшим, помолодевшим.
Чего бы еще придумать?
Девок имел, по шарику покатался, всякую еду едал…
Потом озарило, контраст нужен!
Прикупил он чмошную, замшелую хибарку в Новых Черемушках. До этого в ней какой-то оголтелый пропойца жил. Кухня с тараканами. Порыжевшие обои серпантином завились. Ванна с трещиной. Перекошенный, ржавый унитаз. Амбре такой — закачаешься! В общем, живи не хочу! То есть, ради контраста ежели.
И вот Мотя один день между лакеями в ливреях в своем особняке вертится. Черную икорку с серебряного блюда жрет Шампанское наполеоновских времен алкает. Вдруг, бац, Новые Черемушки. Предсмертно бормочущий унитаз. Оборзевшие тараканы, вид из окна на помойку.
Словно ледяной душ взбадривает.
Грянуло! 45-ть! Кинул гонцов во все стороны города на Семи Холмах. Разослал приглашения с золотом тисненой датой. Стал ждать гостей и… чёрта, Тимурушку.
Пир вышел показательно образцовым. Выпито и сожрано было столько, сколько небольшой деревушке под силу. Мулаточка стриптизерша на столе канкан танцевала. Небо разламывалось фейерверком. А Тимурки всё не было.
Когда же Мотя, хмельной в дрезину, головой нырнул под стол, объявился чертяка. Вежливо за ноги Мотю из-под стола выволок и предложил прогуляться в итальянский дворик, освежиться рядком с бьющим фонтаном.
Плеснул Мотя себе в морду водой из фонтана, хлебнул её же, полегчало, вроде бы. Приветливо взглянул на запоздалого гостя:
— Чего же ты хочешь, чертушка?
— Прежде, позволь тебя поздравить, — окаяшка присел на гранитный парапет, элегантно подогнул хвост.
— Не томи! — Мотя икнул перегаром, перед глазами так и вертелась мулатка стриптизерша.
— Договор наш очень простой, — Тимурчик поскреб себя грязным ногтем меж рогов. — Выслушай меня! Хочу поплакаться тебе в жилетку.
— Всего-то! — Мотя смотался к столу и примчался с хрустальной флягой коньяку и тонко нарезанной осетринкой. — Плачься!
И Тимур стал рассказывать…
Он рассказал, как был ангелом, но за чревоугодие и излишнюю мастурбацию признан был павшим. Поведал о первых бесовских приключениях. Скольких он свел с ума! Скольких заставлял спиваться и вешаться!..
Повествовал чёрт до утра.
Надоел он Моте.
В кармане нащупал рублик, тот самый, заветный. Осторожно потер его. Чёрт вдруг замолчал. Судорожно схватил пастью воздух. А потом замерцал болотными огнями. Последними растаяли карие глаза, которые взглянули на Мотеньку с горькой укоризной. Мол, я всё для тебя, засранца, а ты что же…
Когда Тимурка окончательно исчез, Мотя из горла вылакал флягу коньяку и грохнулся наземь.
Вы, верно, думаете, мол, если контракт с чёртом не выполнен, то Мотя нынче наказан? Небось опять сидит у костра из картонных коробок, печёную картошку жрёт? А всё случившееся с ним представляется лишь химерой, мороком?