Запах ненависти

Гале Анна

Среди деревьев было удивительно спокойно. Я лежала в траве и вслушивалась в тишину леса. Она была соткана из множества еле уловимых звуков – шелеста листьев над головой, полёта стрекоз, жужжания диких пчёл, цокота невидимой за ветвями белки…

Лес жил своей жизнью, и в тот день я ощущала себя его частью, такой же как трепещущая листьями осина, ручей с прозрачной водой, кусты ежевики, усыпанные ароматными сочными ягодками.

Мои пальцы скоро потемнели от сладкого ежевичного сока. День был жаркий, но вода в ручье всегда холодна, и от неё приятно заныли зубы. Мягкая трава щекотала мои босые ноги. Заходить далеко в лес

я побоялась. Здесь меня никто не искал, опасности я не чувствовала, а вот что таится вдали, среди густо растущих деревьев, – неизвестно. Все селяне говорили – там опасно, хотя и не рассказывали детям, что именно скрыто в лесной глуши.

Когда начали сгущаться сумерки, я зачарованно смотрела, как одна за другой загораются на темнеющем небосводе крошечные точки-светлячки, как почти круглая бесплотная луна становится жёлтой, обретает плоть, покрывается морщинками. Когда ночь полностью укрыла лес прозрачной чернотой, я отвела взгляд. Пора было подумать о ночлеге. Опасно спать в лесу на земле. Кто знает, какой зверь или недобрый дух может выйти из чащи!

Я сморгнула. Накликала! Из темноты, из-за куста ежевики блестели две точки с красным отсветом. Глаза зверя! Я затаила дыхание, прислушиваясь к своим ощущениям. Вокруг по-прежнему пахло ежевикой, пряными травами, горькой корой деревьев, свежестью ручья. Опасности я не чувствовала. Зверь не собирался нападать, он просто наблюдал за мной. В темноте было непонятно, кто это. Я видела только, что он большой, глаза зверя были на уровне моих или чуть выше.

– Вот кто, оказывается, есть в селении, – протянул с той стороны хрипловатый голос.

Теперь мне стало страшно. Я не чувствовала поблизости человека. Рядом был только зверь. Но кто-то же говорил?

– Илиана! – донёсся с края леса грубый голос отца. – Где ты, маленькая дрянь?

– Илиана! – крикливо перебил его старейшина нашего селения. – Клянусь, никто не причинит тебе зла! Отзовись!

– Илиана! Илиана! Илиана!..

Голоса приближались с разных сторон. Я не отводила взгляда от красноватых глаз зверя. Может, мне послышался хриплый голос?

– Мала ещё, но дар чувствуется, – продолжил он. – Я уж думал, не осталось в наших краях таких, как ты.

Что было дальше, я помню плохо. Кажется, я вскочила и побежала на голоса, что-то выкрикивая во всё горло. Несколько мужчин с факелами в руках и луками через плечо спешили ко мне с разных сторон. Руки старейшины не по-старчески крепко схватили меня за плечи.

– Зверь! Он говорил, – выпалила я.

– Заткнись, ведьмино отродье! – буркнул отец. – Бросить бы тебя тут!

После вечерних "парочки чарок" он еле держался на ногах.

– Перестань, Гирх, – оборвал моего отца старейшина. – Совет решил, что девочка будет жить в селении.

Гораздо позже я поняла, почему селяне не убили меня, не изгнали и даже отправились искать ночью в лес. Засуха тем летом была страшная, а я на глазах у нескольких человек привела воду к терновому кусту.

Наутро меня отправили к колодцу, чтобы я продолжала призывать подземные родники. Никто не смел мешать мне, и я постепенно наполнила оба колодца поселения водой, оживила поле. Каждый день на пороге появлялся кто-нибудь из селян с просьбой привести подземные родники в погибающий сад или огород. Просители приходили с подарками для отца и бабки: табаком, пёстрой вышитой шалью, башмаками, сладкими пирогами, корзиной яиц,

бутылкой браги… Но для меня у селян не находилось ни подарка, ни даже доброго слова.

Я часто ловила на себе неприязненные взоры тех, кто просил о помощи. Так смотрят на кучу навоза для удобрений: противно, воняет, но без него не обойтись. Такими взгляды селян оставались и в следующие годы.

Когда мои ровесники искали себе пару, на меня никто даже не смотрел. Иногда я слышала шёпот в спину: "Ведьма!"

В лес я ходила только днём. Часто возникало ощущение, что за мной кто-то наблюдает, хотя поблизости не было видно ни человека, ни зверя. С годами мне стало казаться, что никакого голоса не было, что он просто послышался мне с перепугу. Может быть, не было даже красноватых глаз, и я видела всего лишь пару светлячков за кустами.

***

Темно в лесу запретном, страшно человеку простому. Всё кажется, будто зверь опасный за деревьями таится, будто зло древнее во тьме пробуждается, будто темнота оживает да тянется навстречу. Не боится леса одна лишь ведьма селения. Идёт-бредёт во тьме по тропинке, волками протоптанной, песню поёт:

– Во зелёной травушке мы с тобой свадебку играли,

Пировали с нами ворон, да осина, да ручей,

Ворон песни пел свадебные,

Осина ложе скрыла брачное

Ручей следы укрыл от глаз людских, чёрных да завистливых…

Показалась из-за дубка молодого тень знакомая, родная. Кинулась ведьма любовнику на шею.

– Беда, сокол мой ясный, беда!

– Прослышал я уже всё, – улыбается он, губами шею ведьмину щекочет. – Не беда это, душа моя. Не бойся, не оставлю я тебя, избавлю от нелюбого.

Руки его сильны, губы ласковы, слабеет в объятиях любовника ведьма. Опускает он её на мягкую шёлковую траву под осиной.

– А если уйти нам? – шепчет она. – Туда, где нас никто не знает! Жить как муж с женой, не разлучаться…

– Не могу я уйти, – вздыхает он. – Рад бы, душа моя, да не могу. Вдали от людей мне надо быть, с такими, как я. Есть только одна надежда…

Головой качает ведьма.

– Не по сердцу мне эта затея.

– Не хмурься, милая. Всё сделаю, чтобы вместе нам быть. И от нелюбого избавлю, и…

Закрыла ему рот поцелуем сладким ведьма. Шумит над ними листьями осина, журчит недалече ручей. Не ходит никто по лесу ночью, не увидят селяне любовь запретную.

Глава 2

Однажды вечером в дверь нашего домика постучали – решительно, властно. Я услышала, как испуганно скулит во дворе собака. Кто бы это явился, что на пса страху навёл? Время было позднее, в селении многие в такую пору уже спать собираются. Я латала отцовскую рубаху, бабка покряхтывала на печи, устраиваясь поудобнее. Отец допивал вторую чарочку.