Запертая комната. Убийца полицейских. Террористы
Шрифт:
– Ладно, Эйнар, я ведь тоже верю Квастму.
– Но ты же с ним не разговаривал, сам сказал, – удивился Рённ.
– Ничего подобного я не говорил. Я беседовал с Квастму во вторник. Но у меня – в отличие от тебя – не было случая расспросить его по-человечески, в спокойной обстановке.
– Нет, с тобой и вправду тяжело, – надулся Рённ. Он выдвинул ящик стола и достал блокнот. Полистал его, вырвал листок и протянул Мартину Беку. – Вот еще данные. Может, тебе пригодятся. Ведь Свэрд совсем недавно переехал сюда, на Кунгсхольмен. Я выяснил, где он жил прежде. Но тут дело ушло от меня, на том все и кончилось. Держи адрес, прошу.
Мартин
– Спасибо, Эйнар.
Рённ промолчал.
– Пока.
Рённ едва кивнул.
Их отношения никогда не отличались сердечностью, а сегодня, похоже, между ними пробежала еще одна черная кошка.
Мартин Бек покинул кабинет Рённа и вышел из здания уголовной полиции. Быстро шагая по Кунгсхольмсгатан, он дошел до моста Кунгсбрун, пересек пролив, по Кунгсгатан вышел на Свеавеген и повернул на север.
40
Речь идет о северо-восточной части района Вазастан, который еще в начале XX века был бедной окраиной Стокгольма, где в комнатушках без отопления и воды ютились рабочие и городская беднота. В ходу была поговорка, что это место «такое же далекое и холодное, как Сибирь».
Улучшить отношения с Рённом было бы совсем нетрудно: сказать ему доброе слово, похвалить.
Тем более что основания для этого были. С самого начала расследование смерти Свэрда велось кое-как, и лишь после того, как дело поручили Рённу, установился надлежащий порядок.
Рённ тотчас уразумел, что под трупом мог лежать револьвер – обстоятельство крайне существенное. Точно ли Квастму осмотрел пол после того, как увезли тело? Строго говоря, если он этого не сделал, какой с него спрос? Рядовой полицейский, а тут появляется Густавссон, он старше чином, он криминалист, так что его категорические выводы в большой мере снимали ответственность с полицейских.
А если Квастму не осмотрел пол, это в корне меняет всю картину. После того как тело увезли, полицейские опечатали квартиру и уехали. Но что означало в данном случае «опечатать квартиру»?
Ведь для того, чтобы проникнуть внутрь, пришлось снять дверь с петель, причем еще до этого над ней крепко поработали. В итоге опечатывание свелось к тому, что полицейские протянули веревочку от косяка до косяка и повесили стандартную бумажку, возвещающую, что вход воспрещен согласно такому-то параграфу. Пустая формальность, при желании кто угодно в любой день мог без труда проникнуть внутрь. И унести что-нибудь, например огнестрельное оружие.
Но тут возникают два вопроса. Во-первых, получается, что Квастму намеренно солгал, и притом так искусно, что убедил не только Рённа, но и самого Мартина Бека. А ведь Рённ и Мартин Бек стреляные воробьи, им не так-то просто заморочить голову.
Во-вторых, если Свэрд застрелился сам, зачем кому-то понадобилось выкрадывать оружие?
Явный абсурд.
Как и то, что покойник лежал в комнате, которая была надежно заперта изнутри и в которой к тому же явно не было никакого оружия.
Судя по всему, у Свэрда не было близких родственников. Известно также, что он ни с кем не водил компании.
Но если его никто не знал, кому тогда на руку
В общем, надо выяснить целый ряд вопросов.
В частности, Мартин Бек решил проверить еще одну деталь, связанную с событиями, которые происходили в воскресенье, 18 июня.
Но прежде всего необходимо побольше узнать о Карле Эдвине Свэрде.
На листке, полученном от Рённа, помимо адреса в «Сибири», была записана фамилия.
«Квартиросдатчик: Рея Нильсен».
Кстати, вот и нужный ему дом. Взглянув на доску с перечнем жильцов, он убедился, что хозяйка дома сама проживает тут же. Необычно… Что ж, может, хоть здесь повезет?
Мартин Бек поднялся на третий этаж и позвонил.
21
Серый фургон, никаких особых примет, если не считать номерных знаков… Люди, работающие на этом фургоне, были одеты в комбинезоны примерно такого же цвета, как машина, и ничто в их внешности не выдавало их занятия. То ли слесари-ремонтники, то ли работники одной из муниципальных служб. В данном случае справедливо было второе.
Скоро шесть вечера, и, если в ближайшие четверть часа не случится ничего чрезвычайного, они после конца рабочего дня отправятся по домам – часок посвятят детишкам, после чего предадутся созерцанию вполне серьезной, несмотря на свою внешнюю безобидность, телевизионной программы.
Мартин Бек не застал хозяйку дома на Тулегатан, зато тут ему больше повезло. Два труженика в серых комбинезонах сидели подле своего «фольксвагена» и тянули пиво, не обращая внимания на едкий запах дезинфекции и на еще один аромат, которого никакая химия на свете не может истребить.
Задние дверцы машины были, естественно, открыты, поскольку кузов старались проветривать при каждом удобном случае.
В этом прекрасном городе двое в комбинезонах исполняли специфическую и весьма важную функцию. Их повседневная работа заключалась в том, чтобы переправлять самоубийц и иных малопочтенных покойников из домашней обстановки в другую, более подходящую.
Кое-кто – например, пожарные, полицейские, некоторые репортеры и другие посвященные лица – тотчас узнавал эту серую машину на улице и понимал, что знаменует ее появление. Но для подавляющего большинства это был обыкновенный, заурядный фургон. Что и требовалось – зачем сеять уныние и страх среди людей, которые и без того достаточно запуганы и подавлены.
Подобно многим другим, кому приходится исполнять не самые приятные обязанности, водитель фургона и его напарник относились к своей работе с философским спокойствием и нисколько не драматизировали свою роль в механизме так называемого процветающего общества. О делах службы толковали преимущественно между собой, ибо давно убедились, что большинство слушателей воспринимают эту тему весьма и весьма негативно, особенно когда соберутся веселые собутыльники или подруги жизни пригласят одна другую на чашку кофе.
С сотрудниками полиции они общались каждый день, однако все больше с рядовыми. Так что внимание комиссара полиции, который к тому же удосужился сам прийти, было для них даже отчасти лестным.
Тот, который был побойчее, вытер губы рукой и сказал:
– Ну как же, помню. Бергсгатан – точно?
– Совершенно верно.
– Вот только фамилия мне ничего не говорит. Как вы сказали – Скат?
– Свэрд.
– Мимо. Нам ведь фамилии ни к чему.
– Понятно.
– К тому же это было в воскресенье, а по воскресеньям нам особенно жарко приходится.