Запертые
Шрифт:
Несмотря на горячность схватки, женщины отошли удивительно быстро. Серафима лишь порычала несколько секунд, сетуя на порванный халат.
– Его смерть не решит нашу проблему, – говорит Виталя, встав между Серафимой и Ольгой (та стояла рядом со мной и, насупившись, завязывала волосы обратно в пучок.) – Макруб выбрал нас для другого. Серафима, ты же знаешь. Мы все знаем.
– Откуда ты знаешь, что он не тот, другой? – отзывается недовольная Серафима.
– Да потому что… – начала говорить Ольга и тут, вскидывая руки, падает плашмя на живот, словно у неё кто-то ковер из-под ног
Я сначала подумал у неё обморок или что-то вроде того, но это было другое. Оказавшись на животе, с невероятной быстротой девушка ногами вперед заскользила из гостиной в прихожую. От изумления и страха я натурально онемел. Ольга не кричала и не просила о помощи, потому как глаза у неё закатились. Все, что она делала – так это вяло выставляла в стороны руки, безвольно цепляясь сначала за двери гостиной, затем за стены коридора. Что-то невидимое и жуткое тащило её прямиком в кухню, пока не упёрлось там в несущую стену под подоконником.
Виталя с монтировкой бросился за ней первый.
На какое-то время мы с Серафимой остались наедине. Нож из ножен я не поднимал, просто смотрел тетке в глаза, а она смотрела на меня.
– Иди вперед, – говорит рыжая, но без прежней злобы. – Хочу тебя всегда видеть.
С некоторой опаской и совсем без Виталиной прыти я прошел на кухню. Ольга лежала на животе и дергалась в эпилептическом припадке. Подросток сел на колени рядом, перевернул девушку на спину, затем приложил ладонь к её лбу и, закрыв глаза, что-то зашептал. Я присел на корточки с другой стороны и смотрел то на её лицо, то на Виталю. Серафима с ножом мощной горой застыла в кухонном проходе, словно охраняла нас от чего-то.
Кухонная лампочка на потолке заморгала синхронно с лампами из прихожей и гостиной. Я мысленно приготовился к тому, что сейчас квартира погрузится в полную тьму. Но мигание прекратилось, а свет остался.
Так же внезапно, как упала, Ольга перестала дергаться. Зрачки вернулись на место, она вполне осознанно посмотрела на каждого из нас.
– Он хочет говорить, – говорит она так, будто ничего не произошло.
– Кто? – спрашиваю, глотая комок в горле.
– Макруб, – отвечает и тут же вырубается.
Глава 4. Макруб
Ольга была медиумом. Только через неё Макруб мог говорить с оставшимися жильцами странного дома. Всё это я выяснил немного позднее. Весь ритуал проходил в Ольгиной квартире, поэтому нам пришлось тащить её вниз, на второй этаж. Точнее не нам, а Серафиме потому, что она была самой сильной. Тетка закинула худую девушку на плечо, как мешок с костями. Виталя вытащил из кармана Ольги ключи от квартиры и пошел вперед открывать двери.
В квартире моей заступницы пахнет фруктами, ванилью и подгоревшим жиром. Серафима принесла Ольгу в гостиную, вид которой вызвал во мне еще больший шок, чем гробы у соседки повыше.
Здесь нет ни диванов, ни кресел, ни ковров, ни даже телевизора. В комнате, лишенной мебели, с потолка свисает пара цепей. Они прикреплены к двум металлическим кольцам на штырях, вбитых в верхнюю плиту перекрытия у самых стыков противоположных стен. Стальные широкие браслеты на концах цепей болтаются над голым дощатым полом на полутораметровой
Серафима аккуратно ставит Ольгу на ноги между висячими цепями и после этого поддерживает её в вертикальном положении, пока Виталя нацепляет на запястья девушки стальные браслеты. С прилипшим к нёбу языком, скованный ужасом, я стою у свечей и рассматриваю боковые стены. Взору открываются большие красные пентаграммы с латинскими надписями в разных секторах, нанесенных прямо на бежевые обои.
Какое-то время в комнате слышится только лязганье цепей и грузное сопение рыжей женщины. Вскоре стальные браслеты смыкают хрупкие запястья. Серафима отпускает девушку и та безжизненно повисает на вытянутых, как у Иисуса, руках. Её согнутые костлявые колени не достают до пола еще сантиметров пятнадцать.
Тем временем, Виталя зажигалкой подпаляет свечи на полу. На потолке оживают гигантские тени. Как я понял, полукруг из свечей отмечает некую границу, которая отделяет нас от медиума. Моя догадка подтвердилась, когда грубый подросток велел мне не переступать линию свечей, пока Ольга будет контактировать с духом Макруба. Однако на свечах приготовления не заканчиваются.
Виталя садится перед тазом с водой на колени и вдруг со дна достает круглую бронзовую пластину размером с ладонь. На одной её стороне влажно блестит барельеф китайского дракона. Подросток кладет эту штуковину на полотенце рядом, а таз двумя руками передает Серафиме, чтобы та сменила воду на свежую. Когда таз поднимается, я замечаю на полотенце еще один предмет – ритуальный нож с тонким длинным лезвием.
Завороженный освещением, я сажусь рядом с Виталей на колени и интересуюсь насчет бронзовой пластины с драконом.
– Печать это, – отвечает он, сосредоточенно глядя на Ольгу, чье лицо закрывают длинные волосы. – Ты её не трогай. Сейчас вообще ничего не трогай.
– Господи, у вас тут что, клуб сатанистов?
Виталя и ухом не повел.
– Нельзя недооценивать такого могущественного демона, как Макруб, – спокойно так говорит, продолжая на вырубленную библиотекаршу смотреть. – Нам понадобилось время, чтобы найти способ общаться с ним без вреда для здоровья.
– Понятно, – говорю со скепсисом. – А можно еще вопрос?
– Что ещё? – раздражено оборачивается подросток.
– А за кого вы меня приняли, когда хотели голову отсечь?
– За брата, – отвечает Виталя.
– За чьего брата?
– За Дэниэла. Брата Макруба.
Здесь наш увлекательный разговор прерывает Серафима, вернувшаяся с тазом, в котором плескается свежая вода из-под крана. Её крупное лицо окутывает сигаретный дым, сквозь который алеет кончик сигареты. Она ставит таз на прежнее место, затем садится на колени рядом с подростоком и, продолжая курить, выдыхает густую струю дыма на обездвиженную Ольгу. Клубы дыма разрастаются на пентаграмных стенах причудливыми извилистыми тенями.