Записки городского хирурга
Шрифт:
К формированию себя как экстренного хирурга он подошел основательно. Пришел на отделение, сгибаясь под тяжестью медицинской литературы. Вес всевозможных атласов, монографий и справочников был никак не меньше пуда.
– Вот у меня список! – объявил счастливый Иван, доставая из портфеля исписанный мелким почерком белый лист.
– Что это? – поинтересовался я.
– Список того, что я запланировал сделать на вашем отделении.
– Зачитай.
– Хорошо, – скромно произнес Иван и начал перечислять то, что, по его мнению, он мог бы прооперировать, обучаясь у нас. – Тридцать, можно и 20 аппендицитов, убрать 10 желчных пузырей и 10 или 7 резекций желудка, – закончил он через десять минут свое выступление.
– Парень,
– А что такое? – не понял новичок.
– Да ничего особенного, если не считать того, что я уже второй год тут. Заканчиваю через три месяца ординатуру и только два аппендицита прооперировал. Какие желчные пузыри? Какие резекции желудка? Кто тебе даст? Кто доверит?
– У тебя нет подхода к людям! – самодовольно заявил Иван. – Мне дадут! Вот увидите!
Последующие три дня я видел Ивана, катающего по коридору каталки с больными, ставящим мочевые катетеры и перетаскивающим от сестры-хозяйки тюки с грязным бельем. Вскоре он пропал. Лишь гора научной литературы, аккуратно сложенная на столе в дежурке, напоминала нам о юном энтузиасте от хирургии. Через месяц исчезла и покрывшаяся слоем пыли литература.
Ребят было по-человечески откровенно жалко, но если бы не их помощь, то пришлось бы жить на отделении. Хотя у нас и существовало строгое табу – ничего не давать оперировать обучающимся, – я его не раз нарушал. Особо смышленым ординаторам при отсутствии в операционной Трехлеба разрешал выполнить самостоятельно какой-нибудь из этапов операции, а то и полностью доверял осуществить вмешательство целиком.
Ординаторы и интерны платили мне тем же. Любили дежурить со мной, старались оказать посильную помощь. Хотя их особенно об этом и не просил, как иные доктора, стараясь выполнять всю работу самому. Встречаются молодые доктора, которые сами толком ничего не умеют, только со школьной скамьи. А как попадается ему какой ординатор, начинает над ним куражиться, упиваясь собственным превосходством. Я неизменно, если видел, пресекал подобные безобразные действия.
В любом случае в день необходимо выходить большему количеству хирургов. Уповать на ординаторов и интернов неправильно. У них другие задачи, да и не всегда они под рукой. В выходные и праздничные дни добровольные помощники себя не утруждают, летом уходят в отпуск. Также требуется время, чтобы объяснить им, что к чему. Невозможно доверить, например, написание выписки человеку, если он только пришел в клинику. Такого напишут!
У врача много обязанностей и мало прав. Со студенческой скамьи нас приручают, что больной всегда прав.
– Доктор, а что мне назначили? – въедливо требует разъяснить свое лечение пациент с язвенной болезнью, осложнившейся желудочно-кишечным кровотечением.
– Дмитрий Андреевич, – шепчет мне на ухо сопровождающий меня на обходе интерн Андрей, – этот гад уже всех достал! Ему Алексей Павлович, что до вас эту палату курировал, по полчаса в день обстоятельно рассказывал, чем его лечат. Каждый день! Представляете? К Трехлебу уж раз пять за неделю, что здесь находится, успел сбегать. Похоже, ваш черед!
– А вы, Семен Григорьевич, не знаете, чем вас лечат? – неподдельно изумляюсь я.
– Нет! – артистично разводит руками старый плут. – Мне за неделю толком так никто ничего и не объяснил.
– А что это у вас за ворох бумажек на тумбочке? Часом, не аннотации к лекарственным препаратам, которые вы получаете?
– Ах, это? Да да! И забыл совсем. Я у сестричек взял, что-бы узнать, чем меня тут травят.
– Травят? Или дают лекарство?
– Ну какая разница! – ни капли не смутился бывалый скандалист.
– Огромная! Я подозреваю, что вы прекрасно осведомлены, чем и как вас лечат. У вас солидный стаж язвенника – больше 10 лет. Я изучил вашу историю болезни. Вы только в этом году третий раз попадаете в больницу. А все отчего?
– Почему?
– Потому что вы не соблюдаете предписанные рекомендации.
– Не может быть! Я все делаю! Это вы плохо лечите! Вы мне назначили омепразол, а у него много побочных эффектов.
– Так, значит, вы знаете, чем вас лечат?
– Да, знаю! – не выдержал Семен Григорьевич. – И считаю, что вы меня неправильно лечите!
– Вас, уважаемый, уже давным-давно надо оперировать! Болезнь зашла в такую стадию, что только операция может реально вам помочь! Вы же категорически от нее отказываетесь!
– Конечно, да! Чтоб вы меня зарезали!
– Давно пора! – снова шепчет мне на ухо Андрей. – Как он всех достал! Теперь за вас примется!
– Мы оперируем, а не режем, Семен Григорьевич, и вас может спасти только операция! – продолжаю разговор, несмотря на едкие замечания интерна.
– Ну, заоперируете! Невелика разница! Лечите так! Вот как вы меня будите лечить без операции? Объясните мне, как? Как вы назначаете мне кучу препаратов, у которых масса побочных эффектов?
– У любого препарата есть побочные действия! – не выдержав, вставляется в разговор интерн.
– А вы мне подберите такие, чтоб без них! Вот вы, Дмитрий Андреевич, расскажите мне подробно, как вы собираетесь меня дальше лечить? Я – больной! Вы – врач! Вы знаете, что больной всегда прав?
– Разумеется, Семен Григорьевич! – соглашаюсь я.
– Ну, гад, снова издеваться начал! – шипит интерн. – Ох, не завидую вам, Дмитрий Андреевич!
– Прежде чем лечить, я должен осмотреть вас и тщательней ознакомиться с историей болезни. Андрей, принеси историю болезни Семена Григорьевича, она в ординаторской.
– Осматривайте! – дает добро пациент и укладывается на кровать животом кверху. – Только я хочу знать про свое лечение все, вплоть до малейших деталей! Учтите это!
– Одевайтесь! – командую больному и молча мою руки.
– Ну, что скажете, доктор? – интересуется прохиндей в предвкушении поглумиться над очередным докторишкой.
– Ну, как я и предполагал… – делаю многозначительную паузу, листая историю болезни.
– Что? – не выдерживает мой оппонент.
– Вы категорически отказываетесь от оперативного лечения и готовы подписать письменный отказ?
– Хоть сейчас! Чем вы станете меня лечить?
– Ничем! – спокойно отвечаю я, глядя Семену Григорьевичу прямо в его хитрые глаза.
– То есть как это ничем?! – кричит плут. – Я на вас управу найду!
– Ищите, только когда будете выходить из отделения, обратите внимание на вывеску. Если не ошибаюсь, там написано «Хирургия».
– Как вы смеете? Я – больной человек! – разошелся Семен Григорьевич. – Сейчас же пойду к вашему заведующему!
– Прекратите кричать! – ровным голосом охладил я истерику. – Анализы у вас пришли в норму, на последней гастроскопии данных за рецидив кровотечения нет. От оперативного лечения вы отказываетесь! С какой стати вы должны занимать койку в хирургическом отделении, если у нас больные после операций лежат на непрофильных отделениях? Человек после удаления желчного пузыря лежит на кардиологии, потому что у нас нет мест. Андрей, готовь выписку.
– Какую выписку?! – снова взвился бузотер. – Я болен! Меня нужно лечить!
– Мы вам в помощи не отказываем! Выписываем под наблюдение гастроэнтеролога в поликлинике!
– Знаю я их! Там в очереди загнешься, пока попадешь в кабинет! Лечите здесь!
Со скандалом, но Семена Григорьевича выписали на амбулаторное лечение в тот же день. Больше он к нам не обращался. По крайней мере, мне в поле зрения не попадал.
Тяжело помогать больным, которые этого не хотят. Встречаются и вовсе уникальные личности, такие, как Циркуль – человек, не желавший облегчить свою участь из-за лагерных понятий и традиций. Он особняком стоит от остальных пациентов и требует к своей персоне отдельного разговора.