Записки морского офицера, в продолжение кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина от 1805 по 1810 год
Шрифт:
В 1797 году, по Кампоформийскому трактату, коим уничтожена Венециянская республика и разделена между Австрией и Францией, Корфа с семью островами досталась во владение последней. Важное для Франции сие приобретение вскоре потеряно было нападением на Египет и разбитием их флота при Абукире. В 1799 году, когда Суворов освободил Италию, адмирал Ушаков, начальствуя над соединенным российским и турецким флотом, покорил Корфу, дотоле никем не побежденную. Вице-адмирал Сенявин, служивший тогда капитаном, особенно отличился взятием крепости Санта-Мавры.
1801 года марта 21, на Амьенском конгрессе, признана независимость Ионической республики под покровительством России и Турции. Последней каждые три года платит она по 750 000 пиастров, и за сим может почесться не принадлежащей Турции и пользующеюся всеми правами ее подданных. В последнее время, когда шесть островов, кроме Корфы, были завоеваны англичанами, на Венском конгрессе Ионическая республика признана состоящей под покровительством Великобритании.
Получив провиант и налившись водой, 4 октября оставили мы Корфу. Ветер крепкий и противный дул во все сие плавание. Небо было пасмурно, и к ночи, когда ветер несколько стихал, начиналась гроза, дождь лил как из ведра, волнение было сильно, и беспрестанно рвало то паруса, то снасти. К неприятному сему
59
Отделение под нижней палубой, где хранится провиант и находятся каюты для офицеров.
60
С караула.
Наконец небо прочистилось, ветер несколько утих и мы увидели «Катансаро», на котором развевал флаг короля Фердинанда. Калабрийцы, как новые вандейцы, мужественно стоят за права его. Гаэта, под щитом героя герцога Гессен-Филипстальского защищается упорно. Массена, сей сын счастья, достойный поборник Наполеона, потеряв у Гаэты 20 000 солдат, не успел покорить и Калабрии. Глава патриотов Фра Диаволо (брат черта), заслуживший сие прозвание смелостью, сражаясь рассеянными толпами, мало-помалу истребил почти всю его армию. Английский генерал Стюарт, высадив 5-тысячный корпус в заливе Санто-Ефемии, разбил генерала Ренье, находившегося там с 7000 человек; заключенный Убрием мир побудил англичан возвратиться в Мессину, и новые усилия опустошителей Европы, ярость и огорчение жителей дошли до высочайшей степени. Французы жгли города и селения и расстреливали попавшихся в плен, называя верных сынов отечества бунтовщиками. Фра Диаволо жег и вешал французов и называл их разбойниками. С обеих сторон не было пощады. Плодоносная Калабрия покрылась пеплом и развалинами.
Лавируя близ берега, чем ближе подходили мы к Мессине, тем ветер более усиливался. В самом проливе волнение уменьшилось и в первые сутки фрегат довольно подвинулся вперед; но на другой день сделался шторм, капитан принужден был спуститься по ветру и идти в море. Без парусов, в одни снасти, по течению и ветру, фрегат полетел, как из лука стрела. Удалившись от берегов, волнение увеличилось, стремление боковой качки было столь сильно, что, не державшись за веревки, нарочно для сего протянутые, не можно было стоять на ногах. Ванты и штаги [61] ослабли, и мы опасались потерять мачты. Волны со всех сторон вливались, фрегат, как малый челнок, нырял, шел весьма быстро, зарывался в волнах, и весь состав его от сильного хода и трения близ руля дрожал. Небо, покрытое рассеянными тучами, скоро совсем потемнело, солнце скрылось, и ветер обратился в бурю, какой мне еще не случалось видеть. Течь увеличилась, почему в море остаться было опасно. Капитан, пригласив офицеров на совет, положил идти в Сиракузы, ибо при северном ветре в Мальту, по причине великого в порте волнения, входить невозможно. Проходя Катаньо, мы были свидетелями несчастного случая. Купеческий бриг, шедший из Мессины, может быть, по тем же причинам, как и мы, желал войти в порт; но лишь привел в полветра, поставил стаксели [62] , как обе мачты упали, судно легло набок, в минуту было залито, поглощено волнами, и ниже обломка не осталось на поверхности. Пассажиры, устрашенные таким зрелищем, закрыли руками глаза, один из них, более набожный, желал исповедаться и причаститься. Добродушный монах наш пришел спросить меня: может ли он оказать сию услугу католику?
61
Ванты и штаги – толстые веревки, держащие мачты с боков и спереди.
62
Нижние косые паруса.
14 октября, подходя к Сиракузам, приготовили поставить фок и два марселя рифленые; офицеры с рупорами в руках поставили людей по местам и растолковали каждому свое дело. Капитан, опытным глазомером расчисливший расстояние, на котором должно было приводить в полветра, приказал ставить паруса. Когда лейтенант спросил, готово ли? Когда закричал: отдавай! тяни шкоты! лево руля! то, признаюсь, в сие время и у самых опытных мореходцев дрогнуло бы сердце. Фрегат лег набок, черпнул воду подветренным бортом, фок взорвало, мачты нагнулись, затрещали, фрегат быстро двинулся ко входу, и тут наступила решительная, опаснейшая минута. Вход в Сиракузы не шире 2 1/2 верст, стесненный с обеих сторон грядами каменьев, представлял столь узкую, так сказать, тропинку, что малейшее уклонение от пути, медленность, нерасторопность, ошибка управляющего парусами могла бы бросить нас на тот или другой мыс. Всякий может себе представить, с каким ожиданием и какими глазами смотрели мы на приближавшийся город. Ужасный бурун справа и слева крутился на отмелях, пенящиеся волны, вздымаясь на стену, заливали высокую башню крепости, от которой мы шли не более 60 сажен. Зритель, будучи вне опасности, конечно, не мог бы сохранить равнодушия, взирая на фрегат, идущий между каменьев, совсем на боку, особенно, когда он, с высоты волнения спускаясь в глубину, казался падающим прямо на башню. Напротив того нельзя представить и описать ту радость, когда фрегат, миновав рифы, входил в порт, где корабли стояли спокойно и безопасно как на реке. Море, минуту прежде изрытое в хляби и пропасти, вдруг как бы сверхъестественной силой стало в заливе совершенно ровно и тихо. Убрали паруса, бросили якорь, думали, что беда прошла и чуть-чуть не погибли. Хотя волнение у города было не чувствительно;
Сиракузский порт, как бы нарочно руками человеческими сделанный, представляет почти круглый бассейн, имеет надежное иловатое дно, и на всем своем пространстве якорные места на глубине от 5 до 11 сажен. Вход его между двумя мысами открывает только часть бухты восточным ветрам, и потому Сиракузский порт покоен и безопасен. По берегу, окружающему залив, не видно никаких остатков древней Сиракузы, а далее в прекрасной перспективе горы начинают постепенно возвышаться. Между ими Этна, как исполин, возносит вершину свою к облакам и в темные ночи освещает тихие воды Сиракузской гавани неподражаемым светом. Малый порт, где пристают шлюпки у небольшой Мулы, и доселе называется Мармора, ибо в древности весь устлан был мрамором, которого плиты и теперь кое-где видны.
К полудню 15 октября буря умолкла, фрегат завозами перешел к городу, и потом приступили мы к исправлению повреждений оного. Карантинный чиновник, сделав несколько вопросов: откуда пришли? нет ли опасных больных? объявил свободу и поздравил от имени губернатора с прибытием. Капитаны военных английских судов и полковник горного шотландского полку сделали нам посещение и последний на другой день пригласил на обед. Губернатор Сиракузский оставил нас у себя обедать. Седые волосы совсем противоречили проворным его телодвижениям, быстрый взгляд показывал всю пылкость молодости, а наружность обещала мужество и твердость духа. К столу собралось многочисленное общество. Губернатор представлял нас знатнейшим особам в парчовых и шелковых, шитых цветами кафтанах с большими стразовыми пуговицами. Все они имели пышные титулы герцогов, принцев и маркизов со многими испанскими прилагательными именами, даже названиями святых, например: Don Francesco, Conte de Sto Giovanni. Стол был самый роскошный на итальянский вкус; везде ароматы и пряные коренья, мяса было мало, большая часть блюд состояла в зелени, рыбе, плодах, пирожном и мороженом. Каждое блюдо провозглашаемо было хозяином многосложным титулом, означающим качество и достоинство его, Bef alla Mode! Bombe de Sardanapalo, La piatanza di Frederico Grande! Одно советовал он кушать старым мужьям, другое молодым дамам и девицам. Мальвазия ди липари, лакриме кристи, славное сиракузское и марсала стояли не тронутые: вина употребляли очень мало и пополам с водой; но веселость и удовольствие видны были на всех лицах. Гибкость и приятность сладкозвучного языка, при редком даровании говорить замысловато и остро, делают вообще итальянские беседы (где никогда не употребляется иностранный язык) веселыми и забавными. Хотя шутки большей частью бывают двусмысленные, а иногда и соблазнительные; но дамы и кавалеры равно умеют отражать и нападать с таким же оружием. Разговор быстро переходил от одного предмета к другому – анекдоты, любовные приключения, ученые споры, экспромты в стихах, политика Европы и новости всего света – одно другое заступали. Каждое слово влекло за собой шутку и каждая речь обращалась в смех; в колких эпиграммах, тут же сочиняемых, смеялись над мишурным своим королем Иосифом Бонапарте и, по-видимому, не огорчались утратой своего отечества. После обеда губернатор показывал нам свой гренадерский полк, стоящий здесь гарнизоном. Генерал-майор Бахметев, научив неаполитанскую армию русской экзерциции, оставил свою память и соединил, так сказать, русского с итальянцем. В маневрах каждый солдат ясно обнаруживал, что он разумеет, равно как и его полковник, для чего каждое движение полезно и в каком случае одно должно предпочесть другому; словом, итальянский солдат, не имея столь воинственного вида, кажется, понимает свое ремесло лучше, нежели думает о наружности.
Город Сиракузы не велик, стоит на полуострове, которого перешеек перерыт каналом и обнесен кругом каменным бруствером; сие наружное правильное укрепление составляет наилучшую его защиту с сухого пути; с моря же обнесен стеной и у маяка поставлены тяжелые орудия. Башня на мысу служит для маяка. Высокие, старинной архитектуры дома, площади, украшенная водоемом, улицы не слишком узкие, вымощенные плитником, мраморные и лавные тротуары делают Сиракузы довольно красивым городом. Театр не велик, актеры же еще менее заслуживают внимание. Лучшие здания суть монастыри и церкви, монахов и нищих столько в городе, что из 15 000 жителей, по наружности (разумею по одежде) едва видишь порядочных граждан, впрочем, весьма достаточных. Соборная церковь (il Domo) украшается крыльцом, которого прекрасные колонны обращают на себя взор. Я входил в храм во время обедни, служение епископа, оперная музыка и певицы не столько привлекали мое внимание, как изящное зодчество архитрава и хоров. 34 колонны дорического ордена, вмазанные в стены, почитаются остатками древнего храма Минервы. В сокровищах сей церкви хранится антик, на коем весьма искусно вырезаны три бюста римских воинов, один из них белый, другой багряного, а третий телесного цвету. В другом доме показывают четыре колонны, которые, как говорят, принадлежали Дианиному храму.
На другой день пребывания в Сиракузах смотрели мы ученье Шотландского полка; одежда воинов, подобная римской, сохранилась от древнего времени и странный вид пестрых юбок привлекает взор особенно зрительниц. Солдаты все очень молоды, белокуры, свежи лицом, можно сказать, молодцы. Лорд Дуглас, наследник великого богатства, капитан, юноша в 18 лет, совершенный красавец, составляет предмет разговоров здешних дам. Золотой шишак его, бриллиантовая пряжка, держащая мантию, белая, как снег, шея и юбка, когда он бежал перед фрунтом, открывающая всю стройность ног, уподобляли его вместе Марсу и Адонису. Ученье меня удивило. Артикул весьма прост и короток, кидают его без флигельмана, солдаты забавляются ружьем, как дети, но стреляют проворно и в цель весьма верно. Полковник хотел знать мнение нашего армейского офицера; и сей сказал ему: «стрельба, очень хороша, но фронт худо равняется, криво заходит, и держат ружья слишком заваливши назад». Последнее от того, отвечал полковник, что приклады кривы, а в первом вы правы. После маневров началось особого рода ученье: ружья поставили в козлы, одним раздали камышовые тросточки, на которых солдаты бились как на саблях и шпагах; другие, рассыпавшись по площади, ловили друг друга, прыгали через головы, гонялись, увертывались и делали разные гибкие телодвижения; после стали во фрунт и, делая обороты направо и налево, сопровождали каждое движение голосом и хлопали в ладоши и в такт с ногой.