Записки натуралиста
Шрифт:
Я решил понаблюдать за хищником.
Ждать пришлось недолго. Кругом было много жаворонков. Одни из них взлетали из травы, другие пели высоко в голубом небе. На этот раз дёрбник не обращал на них никакого внимания. Однако хищник проявил интерес, когда далеко в стороне появилась другая птичка наших степей – полевой конек. Он взлетел из травы и, выкрикивая свою несложную песенку, стал подниматься в воздух. «Цы-вииить, цы-вииить,– едва доносилась она издали,– цы-вииить». При каждом выкрике птичка порывисто взлетала выше, затем как бы замирала на одно мгновение в воздухе и вновь поднималась вверх в такт своей песенке. Когда полевой конек высоко поднялся над землей, дёрбник соскользнул со своего сторожевого поста, взмыл в глубокую высь и стремительно понесся к поющей птичке. Он без труда нагнал ее, ударил и секунду спустя уже сравнительно медленно летел над степью, неся добычу.
Не думайте, однако, что соколы охотятся всегда удачно. И просто для примера рассказал вам об удачной охоте. И быстрокрылые хищники частенько терпят неудачу. «Соколиная дичь» тоже не дремлет и знает, как можно избежать гибели. При нападении сокола-сапсана летящая стая уток рассыпается в стороны и стремительно несется вниз. Тяжелые птицы с размаху падают в воду, издали слышится всплеск, летят брызги. Сапсан не берет плавающую птицу – он быстро летит дальше, рассчитывая захватить свою жертву в воздухе.
«Пожалуй, пора в Москву»,– решил я однажды, отдыхая в Конце октября среди скал после утомительной горной экспедиции. Хороша Киргизия – хороши снеговые вершины, сизые осыпи, горные потоки, но все, что полагалось сделать, уже закончено как будто пора и честь знать.
Приближался вечер. Косые лучи солнца золотили местами побагровевшую от ночных морозов листву деревьев и кустарников, в прозрачном воздухе летала паутина, глубоко внизу шумел поток. Хороша в горах осень, но срок истек, пора на север, домой. На другой день я упаковал в ящик собранные коллекции, сложил в чемодан и рюкзак экспедиционные вещи и, ожидая удобного случая для выезда, вблизи от дома охотился за каменными куропатками. Удобный случай вскоре представился.
Пасечник, у которого я прожил больше месяца, вдруг надумал съездить в совхоз Афлатунь, расположенный от нас в 15 километрах. Ему нужно было привезти с лесопилки доски для изготовления ульев, и поэтому он запряг в большую арбу пару волов и, придерживаясь единственной торной дороги, тронулся в путь. Эта дорога шла ущельем вдоль каменистой речки, делала большой полукруг и выходила, наконец, к совхозу. Афлатунь лежал как раз на моем пути, и, само собой разумеется, я воспользовался попутным транспортом. Удобно разместив свои вещи и переложив их сеном, я и сам было взобрался в телегу.
– Стоит ли вам трястись по такой скверной дороге? – обратился ко мне в последний момент пасечник. – Оседлайте Серого и поезжайте прямым путем – через перевал, в Афлатуне встретимся.
Конечно, я с большим удовольствием воспользовался этим предложением, захватил ружье и сумку и, когда арба, скрипя и прыгая по каменистой дороге, скрылась за первым поворотом, зашагал к конюшне.
Около часа, придерживаясь лесной дороги, поднимался я в гору. Дорога, или, вернее, тропинка, шла то в одном, то в другом направлении, постепенно и почти незаметно взбегая все выше и выше. Несмотря на раннее утро, среди старого орехового леса мне не было холодно. Казалось, лес хранил в себе тепло предыдущего дня. Здесь было сыро, пахло увядающей листвой и гниющим деревом. Но кончился лес. Ниже остались кустарники барбариса и шиповника. Вот и последние корявые деревца арчи поднимаются поодаль одно от другого. А выше, до самого перевала, широко раскинулись луга и горные степи. Когда я проник сюда, с соседних снеговых вершин на меня пахнуло таким «туденым дыханием, что я весь съежился и невольно стал понукать свою лошадку. Мне захотелось как можно скорее выбраться из ущелья на вершину холма, где уже светило хотя и утреннее и осеннее, но яркое и веселое солнце.
Вот я и на перевале. В первый момент солнце ослепило меня, но я повернул к северу и, всем своим существом ощущая живительные лучи, медленно стал спускаться вниз. Впереди лежала горная степь. Пологими увалами она спускалась к подножию, где в дымке тонули пирамидальные тополя и фруктовые сады Афла-туня. Еще ниже, до самого горизонта, уходила едва покатая однообразная равнина, залитая золотыми лучами солнца. Чудное осеннее утро, незабываемая картина беспредельного простора! Где-то в стороне громко перекликались красноносые горные галки-клущицы, мимо пролетали небольшие стайки полевых жаворонков, па высоко в прозрачном осеннем небе парила крупная хищная птица – бородатый ягнятник.
Я решил сделать остановку. Пустив лошадку пастись, я только расстелил на траве телогрейку и хотел позавтракать, как над самой моей головой с большой быстротой пронеслась серая птица. Это был сокол-дёрбник. В следующее мгновение он нагнал, и чуть было не схватил летящего жаворонка. Испуганная птичка успела как-то вильнуть в сторону, и дёрбник промахнулся. Тогда он взмыл высоко в воздух и, развивая страшную скорость, вновь понесся по косой линии за улетающей птичкой. Он сразу нагнал ее и… Я с облегчением вздохнул. К моей большой радости, сокол опять промахнулся.
Обычно после одной, реже двух неудачных попыток поймать намеченную жертву дёрбник прекращает преследование. Как будто стыдясь своей неудачи, он, не сокращая скорости, летит дальше, нападая, однако, по пути на всякую другую птичку, застигнутую им в воздухе. На этот раз дёрбник вел себя иначе. Вероятно, он неудачно охотился вчера вечером и был голоден. Это заставило его много раз подряд повторить нападение.
Обе птицы – жаворонок, пытаясь уйти от преследования, и соколок, стараясь овладеть добычей, – поднимались все выше и выше в воздух. Вот они становятся все меньше и меньше и, наконец, кажутся в голубом небе неясными точками. Большая и маленькая точки как будто соединены между собой невидимой пружиной. Они то быстро устремляются друг к другу, то разлетаются в противоположные стороны. Меня поражало упорство дёрбника. «Ведь замучит и непременно поймает утомленную добычу,– думал я.– Разве может слабенькая птичка так долго соревноваться с прекрасным летуном, сильным широкогрудым хищником?» К сожалению, я ничем не мог помочь жаворонку и все это время оставался только зрителем. «Жаль, погибнет наш полевой певец».
И вот именно в этот момент жаворонок, развивая большую скорость, полетел вниз, к земле. Дёрбник кинулся за ним. Этот Прием был особенно опасен для птички и удобен для нападающего Хищника. Он быстро нагнал свою добычу, но, видимо, не рассчитал и промахнулся. Тогда он вторично понесся за падающим Жаворонком. С напряжением следил я за птицами. Что сейчас случится? Неужели поймает? – Нет… сокол промахнулся опять. Секунду спустя обе птицы уже с большой быстротой летели вниз, Приближаясь ко мне. Я же, сняв с плеча ружье и напряженно следя за ними, выжидал удобного момента. Вот они спускаются все ниже и ниже. Впившись глазами в сокола, я уже не замечаю Жаворонка. Над самой моей головой дёрбник взмывает вверх и на одно мгновение останавливается в воздухе. Раздается Раздается выстрел, и сокол падает под ноги моей пасущейся лошади, пугая ее своим внезапным падением.
Где же жаворонок? Я замечаю его в двух шагах от себя. Использовав меня как своего защитника, он неподвижно сидит в ямке среди полыни и дышит с таким напряжением, что его перышки то поднимаются, то опускаются в такт дыханию. Замученная птичка долго, быть может, минуты три или даже пять остается на одном месте. Когда же я приближаюсь к ней и протягиваю руку, она выбегает из ямки и, издав знакомый мне крик, опасливо летит над самой землей и вновь исчезает в траве.