Записки натуралиста
Шрифт:
Порешили мы с Васей посмотреть, какие есть ружья.
Поздно мы легли в этот вечер. Вася быстро заснул, а я еще долго ворочался в постели, вспоминая беспокойную свинцовую воду, затопленные леса, песчаные островки и косы. Кажется, и во сне мне снилось, что, не ощущая трудностей, я скольжу на лодчонке по Широким разливам Мологи и снимаю свою двустволку, когда из затопленного леса взлетают утки.
– Послушай, Вася, что это ты в такую жару плащ на себя напялил? – спрашиваю я утром своего гостя.
– Нельзя никак, неудобно, Евгений Павлович: костюм у меня такой, что по Москве ходить стыдно.
– Вот уж неверно! Откуда ты взял это? В Москве так много народу, что ни меня, ни тебя никто не заметит и на наши костюмы не обратит внимания. Снимай-ка плащ, собирайся скорей, времени у меня не так много.
– Евгений Павлович, да ведь штаны у меня такие, что на улицу выйти нельзя.
Глянул я на штаны Васи и – что вы думаете? – не стал настаивать. Все штаны в заплатах, по швам разлезаются.
– Что же это, ты Вася, в таких штанах ходишь? Сам же говоришь, что зарабатываешь хорошо, а штаны драные.
– Вот так получилось! – смеется Вася.– Деньги есть, а купить нельзя. Как стал я на ружье откладывать, решил ни на что не тратить, пока ружья не куплю. Вот за это время мои штаны и разлезлись.
– Вот что я тебе предлагаю: сейчас штаны купим,– это рядом, напротив,-а потом по магазинам за ружьем пойдем.
– Нет, Евгений Павлович, сначала ружье. Вдруг дорого стоит, денег не хватит.
– Да я тебе дам денег, а ты потом вышлешь,– пытался убедить я своего гостя.
– Нет уж, давайте сначала ружье, а потом другое,– уперся парень.
– Эх ты, жених, а штаны драные! – махнул я на него рукой.
– Какой я жених! Я охотник,– отшучивался Вася. Нашли, выбрали мы с ним хорошее двуствольное ружьишко, попробовал его бой Вася за городом и, убедившись, что ружье бьет превосходно, счастливый укатил на Север – в Архангельск. Денег хватило и на ружье, и на брюки, и на другие покупки.
А впрочем, нет в этом рассказе ничего особенного. Ведь и я не смог бы поступить иначе, если бы у меня не было охотничьего ружья.
Да, укатил Вася на Север, в Архангельск, и давно уж молчит, не шлет весточки. Что тут поделаешь! Видно, опять частенько написать собирается, но – вот несчастье! – не дается ему эта премудрость.
НЕ ВСЕМ БЫТЬ ОХОТНИКОМ
В предыдущих очерках я рассказывал о ребятах-охотниках, бывших спутниках моих охотничьих выездов и экспедиционной работы. Интересный это и своеобразный народец. А сколько таких незаурядных ребят в нашей стране? Так много, что представить трудно. Откуда появилась и как развилась у них страсть к охоте, к натурализму, не вполне ясно. Впрочем, это и не имеет большого значения. Важнее другое. Большинство из них настоящие, прирожденные охотники. Их хлебом не корми, лиши всяких благ в жизни, только дай им ружье и возможность хоть не часто вырваться в лес и развлечься любимым делом – охотой.
Однако далеко не всем молодым людям прививается любовь к этому виду спорта. И хотя сплошь и рядом в семьях отцы и дядьки используют каждую свободную минуту, чтобы выбраться с ружьем за город, охота юношам все же не особенно нравится. За свою жизнь я не один раз сталкивался с подобными случаями и считаю их нормальным явлением. С не меньшим удовольствием иногда наблюдаю я, как у ребят проявляются другие полезные склонности. Одни интересуются устройством автомашины или трактора, другие – самолетом или электроприборами. Все это одинаково хорошо. Бояться надо другого. Страшно в детях отсутствие интереса ко всякому полезному делу.
Когда мой сын был еще маленький, я купил для него необычное ружье. Оно и сейчас сохранилось в нашей семье и висит над моей кроватью. Чудное, замечательное ружьецо фирмы «Фран-кот», бельгийской работы. Оно весит так мало, что с ним может охотиться пятилетний ребенок. Несмотря на крайнюю легкость и предельно мелкий калибр, ружье обладает превосходным боем. В прошлом я с ним нередко выезжал на охоту и вполне убедился в его боевых качествах.
Как-то осенью несколько дней я провел в городе Черный Яр на берегу Волги и, урвав время, выбрался в окрестные луга за утками. Меня сопровождал один из местных охотников.
– Ну разве это ружье? Разве на уток с такими ружьями ходят? – с презрением качал он головой, вертя в руках «фран-котку».– Возьмите мое, у меня два, а это дома оставьте. Из своего все равно ничего не убьете – ведь это не ружье! Это… это спринцовка!
Уязвленный словами постороннего для меня человека, я наотрез отказался. Я знаю и люблю свои ружья.
Несколько разойдясь в стороны, мы шли камышами степного лимана; вода достигала пояса. Время от времени из густых зарослей тростника поднимались утки. Они с кряканьем взмывали вверх и спешили улететь прочь от охотников. Гремели выстрелы. Мой сосед был «не в ударе» и делал частые промахи. После каждого неудачного выстрела он ругался. Ругал ружье, ругал уток. А мне, напротив, везло. Я стрелял более удачно и за короткое время взял несколько кряковых уток. Как тряпка, они валились после моих выстрелов из «франкотки».
– Москвич, а москвич! – вдруг, остановившись среди открытого плёса, закричал мой спутник. Несколько крупных крякашей, потревоженные криком, вырвались из травы и, свистя крыльями, понеслись в сторону.– Слышишь, москвич!.. Я за твою спринцовку две свои двустволки даю!.. – кричал мой новый знакомый.
Как уже знает читатель, эту маленькую двустволку я предназначал сыну. Но он был еще слишком мал. «Нос еще не дорос»,– говорил я ему, когда он тянулся к ружью и просил взять его на охоту.
Прошло два года. Однажды я взял сына на вальдшнепиную тягу. Но, к сожалению, охота не удалась. В этот вечер неуютно было в лесу. Потемнел багровый закат, на прогалине стало как-то особенно сыро и холодно.
– Рано, нет еще тяги,– сказал я, вынимая из ружья патроны и вешая на плечо двустволку.
– Да. Тяга домой,– ответил мой юный охотник, ежась от холода.
«И верно, дома уютно, тепло»,– думал я, шагая по темному лесу, ломая тонкий ледок на замерзших лужах. Только настоящий охотник может мириться с такими невзгодами.
Да, первая охота, к сожалению, была неудачна. Но позднее не один раз нам удавалось возвращаться домой с добычей. Однажды на Рыбинском водохранилище мы плыли на лодке по затопленной местности. Наступал тихий вечер. Косые лучи заходящего солнца блестели в неподвижной поверхности плёсов, здесь и там из воды безжизненно поднимались погибшие сосны и ели.